А вот Постнова не понять. Иной раз кажется, будто дерево, не человек. Хоть руби его — не заплачет. А еще кажется: устал он от жизни смертельно. Все ему надоели, и сам себе надоел, а жалости нисколько не осталось. Взять Лешку Чибиряева — парень на пожаре руки малость обжег. И работает. Нет же, и это надо заметить: руки-то прикрой, говорит, и так знаем, что герой. Мелочь, а жизнь отравляет.
Всегда, когда начнешь разбираться, труднее всего ответить, почему кто-то поступил так, а не иначе. Почему парни вкалывают так? Отвечать мастеру, ну бригадиру, а они? Почему Сергеев так распорядился? Почему кто- то о пожаре раззвонил? Почему Кандауров с мастером на ножах? Почему мастер к нам с Николой хорошо относится, а к Бирюкову, Кандаурову, Вовке Орлову — сквозь зубы? И вообще — почему жизнь так сложилась, а не по- иному, могла же по-другому...
Лучше не думать, а вкалывать. Когда начинаешь думать — руки опускаются, а идет работа — руки делают что надо и как надо, и на душе легко. Вот кому из наших хорошо, так это Кораблеву. Гошку ничем не прошибешь, как медведь, на три пальца сала под шкурой, ему хоть кол на голове теши — лишь бы поспать да пожрать. Такое спокойствие, что зарплату ему не давай полгода — промолчит, ровно так и надо.
Парни меж собой в последние дни почеловечнее стали, а то уж было отчаялись. Это их Постнов в руках удержал, с каждым перетолковал, я видел. Вот и пойми его, Постнова, — обсмеет, как водой обольет, тут же подойдет, поговорит — и прощаешь ему. Уж не знаю, как он с париями говорил, а пар повыпустил. Он Луневу подпруга верная, да только когда вверх ногами висишь, и друга за врага принять можно.
Человек чудно устроен, нет чтоб в открытую подойти, поговорить — молчат, копят. А накопится — и круши все подряд, и правое и неправое. Ну и Виктору тоже — не только вкалывать нужно уметь, а и о душе думать, к душе подходить, вот что.
Глава шестнадцатая
ОПЯТЬ ГОСТИ
День необыкновенной отчетливости и трезвости мышления принес Виктору Луневу ясное понимание происшедшего — впервые со дня пожара он как бы со стороны, объективно оценил ситуацию.
Двадцать пятого декабря в шесть часов утра бурмастер Виктор Лунев сделал открытие: оказывается, они — Ситов, Лунев, Тучнин, Веремеев, Гараховский, Сергеев, Пилипенко — быстро и легко скомплектовали заново существовавшую лишь в документах буровую, нашли и оборудование и аппаратуру. Как же это удалось? Он решил на следующей сессии в университете привести этот пример преподавателю политэкономии: как в наших условиях невозможное становится возможным. А что бы делал частный собственник на Западе?
— Виктор! — прокричал ему Постнов в одну из минут таких переосмыслений. — Иди, тут по тебе соскучились.
Он передал Виктору «Карат» и шепнул:
— Сергеев.
— Виктор Иваныч, — голос начальника партии был слышен чисто, как в кабинете, — доложи-ка обстановку.
Мастер вкратце рассказал о результатах восьми минувших дней.
— А почему керн не весь вывез, как договаривались? — голос Сергеева был сердитым. Как всегда, он помнил свои директивы.
— Я вывозил...
— С пятисот метров. А у тебя, по твоим же данным, было пройдено тысяча триста. Кто за тебя год закрывать будет? Короче. Тут на тебя подана докладная записка Гараховского. Полностью зачитывать не буду, а вот это место послушай: «Из-за преступной халатности бурмастера Лунева задерживается вывозка и сдача в лабораторию керна с проходки минимум в восемьсот метров». Понял? Я считаю ее принципиальной и правильной. И кладу туда же, где лежит твоя... эта... — он подбирал слово и нашел самое нейтральное: — Бумага.
— Сегодня же вывезу! — по-армейски вытянулся Виктор. — Юрий Васильевич, мы тут подсчитали, что за год прошли восемь тысяч метров. Но раз было ЧП, от премии отказываемся.
— Тебе ее еще никто не давал, — грубовато отрезал Сергеев.
— Так решило собрание, и я попрошу при подведении итогов учесть, что из-за премии могут быть лишние осложнения.
— Я думал об этом, — после паузы ответил Сергеев.
— И еще одно, Юрий Васильевич. Не хотел раньше говорить, пока до конца не проверил. В Маччобе, а может, и Мирном известно о нашем... приключении. Никто из моих рабочих об этом не рассказывал. Остается думать...
— Я поговорю с нашими, — на лету схватил его мысль Сергеев. Слышали бы Тучнин и Постнов, как он сразу схватил суть! В ответ начальник партии задал неожиданный вопрос: — Виктор Иваныч, когда в отпуск собираешься?