Выбрать главу

Вообще, я один из всего класса такой отчаянный оказался, мать мне говорила, надо в вуз поступать, а батя — он у нас геодезист, все с ней спорил, что человеком могут сделать только трудности, испытания воли и характера, и производственный коллектив. Мне самому хотелось так, чтоб не как остальные, — лишь бы в вуз, лишь бы в Якутске остаться. Мне хотелось в тундру, в тайгу, к настоящим парням, вот и поехал. Когда я Наташе об этом сказал, она засмеялась, назвала закомплексованным типом, последним романтиком века, анахронизмом и заявила, что ей меня жаль. Но ничего, вот год поработаю, приеду с денежкой в кармане, соберу весь класс на свой личный вечер встречи выпускников тогда оценит. Я к деньгам не так отношусь, как, например, Орлов-старший. Однажды увидел, как красавица в роскошной шубке разыскивала в снегу оброненный гривенник, нет, думаю, моя девушка никогда так не унизит ни себя, ни меня.

А ведь мне повезло, как одному из тысячи везет: я попал в настоящую переделку. Рассказать — не поверят! О таком испытании и не мечтал. И хоть я спросонок не туда... ну ладно, хватит об этом! Я же тушил! И не ныл, как некоторые. Даже Дмитрий Васильич сказал, что я прошел огонь и воду, остались только медные трубы. У нас тот пожар каждый день дает себя знать. Как мои ожоги. Интересно, останутся шрамы или нет? Жаль, если не останутся.

Я догадался, почему Виктор Иванович и другие такие напряженные в эти дни. Говорят, мы ремонтируемся как бы тайком. В общем, о настоящем доле всегда лучше молчать, а кто-то уже разболтал. Вечно найдутся трепачи — противно даже, как в школе.

Лунев — вот кто настоящий северянин! Они, правда, с Кандауровым совсем разные, оттого и не ладят между собой. Дмитрий Васильевич тоньше, интеллигентнее, интереснее. А Виктор Иваныч хоть и моложе Кандаурова лет на десять, но, как бы это сказать... Сильнее — это само собой. Вот что! Он как бы из рассказов Джека Лондона. Я уверен, он найдет месторождение — такие всегда находят что-нибудь, хоть золото, хоть алмазы. Ему бы культуры побольше, а то если их с Кандауровым рядом поставить, так любой подумает на Кандаурова, что он-то и есть мастер, и с дипломом. Лунев не умеет так... элегантно. Вон Бирюкова звезданул. А Дмитрий Васильевич этого Бирюкова просто не замечает, считает ниже своего достоинства. Он как-то выразился, я даже записал: «Общение с карликами искривляет позвоночник». Вот что значит культура! А то: «Ну и салаги пошли, можно подумать, в детстве в футбол не играли». Да, не играл я, я футбола терпеть не могу, скоро он вообще выродится, ваш хваленый футбол!

Если мы буровую восстановим, я думаю, каждого можно считать героем. Это не просто трудовые будни — это суровое испытание воли. Мы выходим из него победителями, и раз о пожаре все знают, об этом тоже узнают. Я, честно, думал раньше, что героичные люди все немного примитивные, — если человек тонкий, умный, ему есть что беречь в себе, и он зря рисковать собой ради железяки не полезет. А оказывается, и такие, как Кандауров, тоже бывают героями.

Вот будет дело, когда закончим! «Где работаешь?» — «На буровой Лунева».— «Лу-не-ва?! Знаем, как же, знаем!»

Виктор Иваныч на собрании сказал: героически тушили, геройски работали. И даже мою фамилию назвал. Но главный героизм — нс потушить, а с нуля буровую восстановить, дать план и... найти месторождение!

 

Глава восемнадцатая

ПРИБЛИЖЕНИЕ ГОРИЗОНТА

Все дни после пожара Виктора Лунева одолевал один и тот же неотчетливый, бессловесный мотивчик. Настроение было далеко не песенное, и каждый раз он удивлялся, поймав себя на том, что мурлычет, мычит безымянную забытую мелодию с резкими перепадами от высоких тонов к басовитым. Тоска по этой песенке, слова которой никак не шли ему на ум, росла день ото дня. Однажды ранним утром Виктор встал на лыжи и ушел в тайгу вместо зарядки. И вернулся обрадованный находкой. Он вспомнил, что слышал эту песню еще школьником, когда поднимался в горы со студентами-инструкторами. Вспомнил и парня, который играл вечерами у костра, его лицо и глаза. Этой песней их инструктор завершал каждый «концерт», ее ждали нетерпеливо и с грустью, потому что после нее не могло быть других песен.