— Как ночевалось? — спросил он приветливо. — Головка бо-бо? Денежки тю-тю?
— В мебельные поедем, — ответил Лунев на это. Они объездили четыре мебельных магазина. Виктор смотрел арабские, югославские, немецкие, чехословацкие гарнитуры, полированные и тусклые, с финтифлюшками и похожие на сундуки, скользил взглядом по покупателям и размышлял: кто же все-таки пустил слух о пожаре, а потом послал анонимку в прокуратуру? Из-за неизвестности, из-за того, что даже в отпуске не отделаться от этого растреклятого пожара, и еще из-за того, что вчерашняя волна упорно не возвращалась, Виктор разозлился. Он редко злился, по сегодня почувствовал себя идущим по болоту, зыбанье которого раздражало и пугало, и он рассвирепел. Подлетел к администратору — пожилой и полной женщине с ярко накрашенными губами и ярко-черными волосами, выпалил:
— Мне два гарнитура!
Администратор разговаривала с покупательницей, осадила: «Минуту!» — и продолжала разговор. Можно было подумать, что каждый покупатель берет у нее не меньше двух гарнитуров сразу. Наконец администратор снизошла до него.
— Мне два гарнитура! Немецкий и финский!
— По записи.
— Значит, запишите.
— Молодой человек, сразу видно, что вы приезжий. Запись ведется только среди москвичей. По году люди стоят.
— Я в долгу не останусь.
— Конечно, не останетесь. Потому что вам я ничего не продам.
Это был щелчок по самолюбию: «ВАМ я не продам!» Отчего-то вспомнилась вчерашняя официантка, ее холодный взгляд.
— А что не по записи?
— Стенки.
— Он решил, что над ним издеваются, не обратил внимания на разницу между стенами и стенками. Резко повернулся и ушел.
— В следующий! — мрачно буркнул Гарику. И добавил позднее, когда перекипел: — В этом дурацком магазине даже деньги истратить не дают!
Хотелось сейчас же позвонить Сергееву: а вдруг там, в партии, есть новости? Может, анонима нашли... Но умом Виктор понимал, что ничего нового там за три дня его отсутствия произойти не может, что измотавший его пожар наконец затухает, а гадко на душе от одиночества в гигантском городе. Гарик, видя его состояние, повез в магазин, где будет «верняк». Лунев вошел туда так угрожающе, что ему спешили уступить дорогу. Не купить — значило для него не почувствовать себя человеком. Виктор выбрал два самых дорогих гарнитура, отдаленно похожих на мебель Ларионовых, подошел к администратору и с вызовом заявил:
— Мне два гарнитура! Чешский и югославский!
— Пожалуйста, пожалуйста! — засуетился администратор-мужчина. — Один момент, выпишу чеки!
Лунев развернул свой кошель.
— Нет-нет, в кассу, в кассу! С вас две тысячи пятьсот шестьдесят рублей. Куда повезете? Ага, понимаю-понимаю, иногородний. Значит, в транспортное агентство. Еще шестьдесят два рубля. Распаковать? Посмотрите? Или прямо в упаковке?
— Что я, жлоб какой — распаковывать? Доверяю.
Бумажник похудел на глазах. Лунев наконец почувствовал удовлетворение. Когда грузили мебель, он, покуривая, наблюдал поодаль. Старшой грузчиков, кряжистый Петя лет под пятьдесят, подошел к Виктору и принялся его разглядывать. Виктор удивился такому бесцеремонному разглядыванию.
— Тебе чего?
— К нам пойдешь? — спросил Петя. — В магазин. Анатомия у тебя больно подходящая. Для начала положу три сотни.
— У меня для начала в пять раз больше.
— А ты в каком?..
До вечера Виктор провозился с оформлением контейнеров до Иркутска, а оттуда самолетом до Мирного. Хлопоты были приятны: можно было ни о чем не думать. За пятнадцать минут Гарик доставил его к Ларионовым, еще через десять минут они вышли около Останкинской телебашни. Вчерашняя волна вернулась, подхватила и понесла:
— Три билета в золотой зал ресторана «Седьмое небо»!
Ларионовых, он заметил, покоробило его сообщение о том, что он сегодня «оторвал пару гарнитурчиков за две с полтиной» и отправил их в Мирный.
— Почему не три? — иронически спросил Борис.
— Больше двух в одни руки не отпускают, — отшутился Лунев.
— О! — оценила ответ Наташа. Борис же усмехнулся.
— Да что вы, в самом деле, думаете, купчик я? — И показал список пунктов из сорока — всего, что наказала ему купить бригада. — В Мирном тоже хотят уюта на столичном уровне. Вот и превратили меня в агента по снабжению.
Виктор шутил, хохотал, покупал в выносном буфетике у входа в зал дорогой пятизвездочный коньяк, заигрывал с официантками и вообще казался именинником. Настроение у него стало как после охоты. Когда вращающийся зал ресторана совершил полный оборот, Виктор запротестовал, хотел было купить' еще три билета, но тут Борис заговорил с ним о пожаре на буровой, и они поехали домой. Над Москвой по-прежнему сеялся нескончаемый дождь, тридцатый или сороковой по счету, хозяева подогрели в кастрюле красное «Каберне» с сахаром, и было приятно сидеть у настольной лампы с мягким светом, пить необычное горячее вино и знать, что пожар потушен, за окном все тот же дождь, приятный после лютых стеклянных морозов, мебель едет себе по назначению, а у него, бурового мастера Виктора Лунева, заслуженный трудовой отпуск на полгода.