«Он разносил техников за пьянство, и он же требует взять пьяницу в поле», — отметил про себя Савельев. Когда Новиков вылетел в коридор и Савельев с Каюмовым вошли, начальник экспедиции спокойно, будто н не было только что бурного разговора, сказал Игорю:
— Видишь ли, я, честно сказать, на другую работу тебя метил. Ну да после половодья посмотрим. Кати, разрешаю!
Так Игорь Савельев оказался в бригаде, в этой довольно случайной общности достаточно разных людей. Он побросал в вездеход свои шмутки, залез в кузов, устроился кое-как на тулупах и мешках, и машина тронулась. Вся бригада спала, и Каюмов несколько раз заговаривал с новичком об одном и том же:
— Разве это сборы? Разве так в тундру собираются? Л. все Скрыпников: мы думали через неделю ехать, а он сегодня выставил!
— Когда уже вышли на реку Таз, проснулся дремавший рядом парень. У него был сплющенный нос и длинное желтое лицо при тщедушном теле. Он вспотел: печка гнала снизу горячий воздух.
— Слышь! — крикнул парень. — Радио не слушал? Как там выборы в Италии?
— В Италии?!
— Ну да.
— Не знаю. Слушай!—в свою очередь, перекричал мотор Игорь, лишь сейчас спохватившись. — Мы чьей бригады-то?
— Каратая, — ответил парень, назвавшийся Гришей Соколовым. Рядом с Каюмовым, справа, дремал, покачиваясь, сам Александр Каратай. И оттого, что он — маленький, шаровидный, с облупленным носом и такими белесыми, словно их не было вовсе, ресницами — имел какое- то отношение к Кате Русских, Игорю стало не по себе. Он разглядывал бригадира, пользуясь тем, что Каратай спал, сидя боком и откинувшись на стекло дверцы. Спал тяжело, с открытым ртом, что-то бормотал во сне. Каюмов накинул на дверцу крючок, чтоб начальник не вывалился.
Вечерело. Вездеход шел по снежной целине, и Савельеву стало тоскливо, когда вдали погасли огоньки поселка. Больно терять ниточку-связь с людьми. «Как только они живут в этой белой пустыне?» — недоумевал он. И еще защемило от мысли, что там, с людьми, осталась эта непонятной красоты девушка.
Уже в начале пути сказались спешные, неумные сборы. За вездеходом тащились сани, груженные всякой всячиной, они то и дело отцеплялись, несколько раз опрокидывались, потому что при погрузке не позаботились о центровке. За каратаевской «семеркой» шли еще две машины: «урбээмка», похожая на ракетную установку, и транспортный вездеход бригады Евгения Кивача. Затемно остановились в поселке Тибей-Сале, неизвестно откуда появились сушки и горячий чайник. Сахара не жалели, и чай был похож на глюкозный раствор для обескровленных больных. Все три вездехода стояли на единственной улице поселка, и олени в упряжи около домов долго не могли к ним привыкнуть, приседали, крутили нарты по кругу и бодали воздух. Поселок был безлюден и тих. Прошли пятеро ненок, посмеялись чему-то. За ними, как всегда, лениво трусили их собаки. Чай на морозе был вкусен и потому быстро разошелся. Решили ехать на ночь глядя до самого места и за поселком повернули, не прощаясь, в разные стороны. Каратаевские рабочие, продрогшие и отрезвевшие на резком воздухе, пытались угнездиться на мешках и ящиках. То тот, то другой вскрикивал и ругался, обо что-нибудь ударившись, вещи сами по себе шевелились и перемещались по трюму, и там, где было удобно сидеть полчаса назад, теперь все было завалено. На стоянке стало видно, что кивачевцы укладывались на базе куда обдуманнее — бригада, раздевшись до свитеров и рубашек, всю дорогу играла в карты.
Ночью при свете фар поставили палатку и обнаружили, что она старая, в дырах. Отвязали штабель раскладушек с кабины, разобрали спальники. В окошко протянули шнур лампы-переноски. Стало даже уютно, особенно когда разожгли рыжую от ржавчины «буржуйку». Расселись на раскладушках, бросали перья на снег — щипали куропаток, которых Юрий Каюмов вынул по пути из петель, расставленных ненцами вдоль зимника. Ощипанные тушки казались фиолетовыми и дохлыми. За ужином выяснилось, что забыли два мешка закупленного в пекарне хлеба. Вся эта безалаберность шла от многодневного прощания бригад, уходивших в тундру, как в море, в рейс на полгода, с марта по сентябрь. На базе ходили легенды о бригаде Каратая, которая начинает сезон последней, а завершает первой, да еще прихватив дополнительный план. Савельев с интересом приглядывался теперь к членам этой бригады — вид у них был далеко не геройский.
Приглядывались и к новичку.
— Здесь впервые?
— Да.
— На базе долго торчал?
— Два дня.
— А откуда сам?
— С юга.
— Женат?
— Уже нет.
О жене больше не спрашивали.
— Раныне-то где работал?