Катя отозвала собак. Игорь подошел и оторопел. Он долго, с молчаливой улыбкой всматривался в ее лицо, такое знакомое и новое, и моментально вспомнил пасмурный заснеженный поселок, ее такой же пристальный взгляд в аэропорту, и все, что услышал о неприступной красавице Кате Русских. Она и сейчас рассматривала его молча не отвечая на приветствие, как смотрели сельские пожилые женщины, стараясь угадать, добрый ли человек идет...
— Судьба, — развел он руками. — Но вы-то как оказались здесь? Да вы не узнаете меня? Игорь Савельев, из экспедиции...
— Я вас помню, — раздельно, в три строки произнесла она. — А уж фирменный ватник не перепутать. Кстати, он вам к лицу. Что вы тут делаете?
— Игорь отвечал, впрочем, под ее взглядом путано, и хорошо понял, каково было с ней Каратаю. Недаром ребята говорили о его романе: «все кулаками по воздуху». Вспомним бригадира, Савельев мысленно поставил Сашу рядом с нею и изумился их несоответствию.
— Но вы? Одна, в тундре?!
— Ничего особенного, — присела к костру Катя и его и пригласила жестом. — Объезжаю стоянки рыбаков, охотников, оленеводов. Новые формы обслуживания — книги меняю.
— Не страшно?
— Что вы! Я привыкла. Раньше мы вдвоем ездили, теперь одна отважилась. Да меня тут знаете как берегут!..
— Вы мне тогда показались...
— Неженкой?
— Почти.
— Честно сказать, я трусиха. Но в тундре, ненцы говорят, с моей головы и волос не упадет. Здесь больше людей, чем вам кажется, и все они берегут меня. Сегодня рассказывали, что ваш вездеход рядом кружит. А как у вас? Приняли ребята? Я много думала над нашим разговором...
— Знаете, Катя, приняли. Мне легко и просто с этими ребятами. Они открытые, ну, вруши немного... А главное — Север. Тут все беспримесное, натуральное. И работа не бесследная, а ощутимая. Приехали на пустое место, срубили вышку — стоит. Веха и для других и для себя. Я по-настоящему понял это, когда снова проехали по своим следам. Всегда полезно возвращаться. Кажется, я нужен им, вот что меня удивило.
— Значит, вам лучше тут? — спросила Катя совсем таким тоном, каким осведомляются у больного о самочувствии, и эта интонация рассмешила Савельева.
— Тут как при коммунизме: работаем на самоконтроле, на обоюдном доверии, о деньгах позабыли, по безналичному расчету. Я уж и забыл, как они выглядят... Конфликты разрешает общество, — слегка шутливо сказал Игорь и серьезнее добавил: — Хорошие подобрались парни, такие не подведут. С ними нельзя быть застегнутым на все пуговицы. Я понял, неуверенность шла от сознания ненужности, вернее, неважности твоего дела.
— А теперь вы нашли по-настоящему свое?
— Нет, но, кажется, я близок к цели. Вот что мне недавно пришло на ум... кстати, на Севере легко думается, может, потому что работа простая — думай себе! Так вот, человек получает с рождения очень богатое приданое — не приданое, наследство — не наследство. Тело, сознание, инстинкты. Не перед богом или создателем, а перед самим собой рано или поздно придется держать ответ: ну и как ты этим богатством распорядился? На что употребил? И если природа строит все по принципу наивысшей целесообразности, то надо и себе найти наиболее целесообразное применение.
— Вот потому я отсюда никуда и не уезжаю. Я здесь нужна. Если я уеду... им будет труднее.
— Что-то мне не верится, что эта поездка на собаках — из-за книг, читателей. Тут что-то еще, как тогда, в аэропорту.
Катя засмеялась, вздула заново костер, стала разогревать обед.
— Ну и от себя отдохнуть.
— Так уж трудно с собой?
— После зимы особенно. Иногда, может, и хотелось бы уехать насовсем. Многие считают, что я себя на Север, как на поселение отправила. А я нужна здесь — мне девчонки приходят душу изливать, трудно им, или вот с пьяницы одного слово взяла, что пить бросит, — так ведь бросил!
— Катя, может, эта поездка в тундру нужна вам, как бы это сказать... вот и слова забываются от редкого употребления, — как предохранитель? Чтоб не уехать насовсем на Большую землю?
— Нет, я это не из книжек вычитала, сама увидела: люди чище становятся от соприкосновения с чистой природой. Видели — перед отъездом в поле многие прямо- таки теряют человеческий облик? А возвращаются совсем другие, просветленные. Будете возвращаться — обратите внимание. И в самых грязных, внешне грязных, есть чистое, и оно раскрывается.