На другие темы переходили только в связи с почтой:
— Гришка, газету прочитал?
— На.
— Слышь, вот ты все знаешь. А почему газета газетой называется, а?
Соколов знал и это:
— «Гезетта» — в Риме была такая мелкая монета, медная. И за эту монету купцы покупали список цен на товары. Как биржевые ведомости но тем временам.
...К вечеру самим отведенного дня Саша спрашивал:
— Ну как, может, съездим?
— Завтра. Пусть проймет его.
— Боюсь, как бы по следу не попер, замерзнет. Юр, ты говорил?..
Каюмов в десятый раз повторял свое напутствие Кешке. Лезла в головы и такая мысль: а вдруг руки на себя наложит?
— Он-то?! Да он бережет себя, как... Ты скорее от него руки на себя наложишь!
Как ни переживали, а снова и снова убеждались: правильно придумали! Клин только клином и вышибать. Но встречи с каждым часом ждали все нетерпеливее: как-то он там? Дошло до него, нет ли?
Глава седьмая
За эту неделю небо над тундрой стало молочным, дул южный ветер, снег садился. Игорь долбил яму. Серовато- зеленая, искрящаяся или бурая торфяная мерзлота внизу, на дне ямы, покрывалась инеем. Выброшенные наверх ее крошки таяли на снегу. «Вот что странно, — по слову на каждый удар ломом говорил мысленно Игорь. — Я приехал с юга с мерзлотой в душе. И вот тут она, кажется, тронулась».
На полуметровой глубине Савельеву попался краснокоричневый торфяник с прожилками льда. По сравнению с гранитно-зеленой монолитной мерзлотой это было большое облегчение. Торфяник скалывался целыми глыбами. Соколов; и Екимов с завистью глядели из своих ям, как он выгружает на поверхность полуметровые остистые плитки.
— — А, Игорек? Годится? .
Он неторопливо ухал кайлом. Как легко работается, когда дело спорится и каждая новая минута приближает к цели! Теперь у него была четкая цель: очередной «сигнал» приближал их встречу с Катей.
Игоря притормозила вмороженная, впрессованная коряга. Долго и терпеливо вырубал ее по контуру, перерубил «земляным» топором и вынул по частям. Но едва снял весь слой, как обнаружилось новое препятствие. Соскальзывал лом, отлетал с глухим звоном топор. Во всю длину ямы лежало круглое голубоватое с красным гнутое бревно.
— Петро, — вылез Игорь из ямы, — дай-ка ножовку похуже.
— Кайлать надоело, пилить решил?
— Да там бревно.
Савельев выбил из-под ствола торф и легко перепилил толстую часть. Другой конец легко вывернулся из стенки шурфа. Это был бивень мамонта. Бригада с любопытством разглядывала его. В одном месте бивень был кроваво-красным, в другом — голубовато-зеленым от патины.
— Кешке сказать, — задумчиво стоял над сувениром Володя. — Мол, видал-миндал, Кеша? Тридцать тыщ лет! Твои родственники в персональной пещере жили и стыд ладошкой прикрывали.
— Овеществленное время, — откликнулся Игорь.
— Излагаешь! Гриш, а Гриш, что такое время?
— Кончай перекур, — шепотом сказал Каратай.
Разгоряченные работой, сбросили уже не только ватники, но и спецовки. А приемник сообщал, что на Черноморском побережье Кавказа +30—32 градуса. Мерещились волны, крупитчатый серый песок, водоросли зеленой каймой вдоль берега, купальщики, чайки, скутер, а вечером белые джинсы и «сухарик»—сухое вино, и черные морские ночи пахнут виноградниками и чебуреками. Отдых!..
Начались белые ночи, бригада сбивалась, путалась: утро? вечер ли? — и только «Маяк» да на первых порах привычка ко сну еще как-то ориентировали во времени.
Напряжение сезона давало себя знать. Игорь не раз вспомнил слова Кати: «После зимовки особенно хочется новое лицо увидеть, поговорить». Этим «новым» в бригаде все еще был Савельев. Вскоре после наступления 23-часового. полярного, дня к Игорю подошел Юрий Каюмов. Он помялся, поговорил об охоте и обещал сводить на «знатную пальбу», а потом долго шептал, сверкая по-негритянски яркими глазами на сплошь заросшем лице. Тайна Каюмова, которую он уже не мог дольше возить с собой, была интимного свойства: не везло ему с девушками.
— Робею, понял, и для смелости косенький прихожу, а с этим делом меру рази определишь? То недобор, то перебор ...
Савельев догадывался, что оборвать такие откровенности или свести в шутку — значит нажить врага. И терпеливо слушал три с половиной часа подряд. Он дал несколько простых советов, и Каюмова так проняло это участие, что он вдруг бухнул еще одну правду-матку:
— Слышь, Игорюха. А ведь я тебя еще в первый день заприметил.
— Когда?
— А когда ты только с самолета...
Лобастый вездеход, «телохранители».
— Я ить, правду сказать, хотел тебя того... припугнуть.