— Вездеходом? — засмеялся Игорь.
— Да не. Так, на словах. Да Каратай не велел. А то бы, — и он доверительно показал кулачище-гирю. Это была уже сверхоткровенность, и Савельев понял, что безлюдье, тоска, повторяющаяся работа довели Каюмыча до состояния, когда человек откровенничает даже о том, что вовсе не красит его.
Как и ожидал Савельев, Юрий наутро был мрачен и молчалив: выговорился и, похоже, раскаялся, что слишком широко распахнул душу, показал то, чего никогда и не думал показывать. Наступила целая полоса таких «припадков откровенности». Удивительнее всего было то, что порой ребята додумывали себе приключения и свято верили в них как в реальность.
Говорили однажды о семейной жизни, и Екимов рассказал, как познакомился с дочерью московского генерала, красивой, но заикающейся старой девой. Все тут было похоже на правду, но, рассказывая, он зажегся и стал преувеличивать.
— И вот, братцы, стою я возле Никитских ворот, мы там с ней на свиданку договорились, и — ё-моё! — подруливает «Чайка», за рулем сержантик, и никакой моей крали. А выходит ординарец в звании лейтенанта. Я уж наутек собрался: как толкнуло меня, что за мной. А он козыряет, каблуком щелк, вы, говорит, будете товарищ Екимов?
Слушатели еще по инерции верят, но отводят взгляды, смущаются Володькиной уже откровенной «поливой»:
— «Велено доставить по домашнему адресу». — А, трем смертям не бывать! Садимся, приезжаем, у лифта опер в штатском, по проходим беспрепятственно, и тут — сам генерал. Я, говорит, наслышан, войди в наше положение, единственная дочь... Мне бы, говорит, внука давно нянчить... Я отвечаю: тут, товарищ генерал, дело серьезное, без поллитры не разобраться.
— Выходим в соседнюю комнату, — процитировал из другого екимовского рассказа Игорь, — а там бутылок — зявались-залейса, меня с шампанского уже пучить стало... Володь, возьми себя в руки. Ведешь ты себя кое-как.
Интонация была добродушно-шутливая, но Екимов осекся и на какое-то время обиделся.
После вечерней радиосвязи Каратай пришел в палатку с озабоченным лицом. Сунул «Недру» под раскладушку, молча покурил.
— Ну, что там новенького? — дежурно спросил Ккимов.
— Евгён кукует. Ленивец полетел, и что-то с мотором.
— На чем, на урбээмке?
— На транспортном.
— А какой ленивец? — заинтересовался Каюмов.
— Задний.
— Хана Бичу без заднего. А у меня запасной есть.
— Так шо ж ты? — съязвил Васильков. — Давай кати к своему дружку, а мы постоим.
— И поеду!
Раньше в такой ситуации начались бы бесконечные: «Кто? Ты? — Да, я! — Посмотрим, если выпрямиться. — Один выпрямился, до сих пор не разогнут». Но теперь все просто задумались. Саша достал карту, потыкал в нее карандашиком, посвистел, спросил:
— За пару дней два сигнала поставим?
— Сколькометровых? — уточнил Игорь.
— Шесть и двенадцать.
— А лес? — спросил Володя. — Лес главное!
— Для двенадцатиметрового близко.
— Ну, а до второго дотрелюем.
— Дотрелюешь? — спросил Каратай Каюмова. Такого пока не приводилось — трелевать лес для очередного знака с места строительства предыдущего.
— Да там трелевать неча: шесть хлыстов. Трос покороче, комлями назад и хоть до Норильска! А чо?
— В общем, Кивач мне идею подсказал...
Ждали, что Петро опять побежит в тундру, он сильно неравнодушен был ко всяким идеям. Но Петро не побежал.
— Жека говорит, — продолжал Саша, — им тоже тройку сигналов вбить и переброска. И что, если последние клинья, их и наши, всем вместе законопатить?
Бригада заинтересовалась, сколько там знаков. Саша ответил: восемнадцать, семь каратаевских и одиннадцать кивачевских. Пока остальные размышляли над объединением бригад, Игорь сказал:
— Работать будет легко, мерзлота перестанет задерживать. Мы сейчас копаемся из-за земляных работ, по два дня на ямы уходит. А там шнеки. Значит, в основном будем плотничать. Вездеход им починим, трелевать станем сразу двумя...
— А, Петро? Как? Ты ведь у нас главный по дереву, — льстили ему.
— Да поглядеть надо, — неуверенно, но, гордясь похвалой, отвечал он.
— Верно Савельич говорит, — оживился Екимов. — Значит, у Кивача семеро бичей и у нас теперь шесть с половиной. Запростюльку работать, втыкать знаки буком как спички!
— Все-то это так, — размышлял Каратай. — Да как бы кто кого не объегорил на нарядах. У них и оплата другая, и нормы — механизация! А у нас основной заработок — мерзлотка, потому как вручную.
«Но ведь они друзья с Кивачом, и из одного села!» — подумал Игорь, а вслух сказал:
— Я могу расчеты делать, все коэффициенты — с точностью до сотых.