Неохотно повернул с холма гордо красовавшийся вожак пришельцев, попятились, заиграли на месте беглецы. К ним вовремя подоспели пастухи, и поголовье было сохранено.
— Ой, что теперь будет! — хохотал Екимов. — Пан бригадир, давай ноги уноси! Той будет! Ты ж теперь национальный герой.
Стадо успокоилось, как только прекратился зов тундры; к вездеходу подъехали оленеводы в серых малицах с капюшонами и с черными трубками в зубах. Трубки казались потухшими. Оленеводы казались мальчиками. Игорь Савельев казался баскетболистом-профессионалом по сравнению с ними.
— Однако, здравствуй, — степенно и тихо сказали пастухи, спешились. Они безошибочно определили старшего и обращались к Каратаю. Саша приосанился, важно ответил. Пастухи поздоровались с каждым за руку, уселись на моховой подушке, ноги вперекрест. Помолчали перед беседой. Потом, соблюдя ритуал, стали расспрашивать, куда встречные держат путь.
— Однако, олень кушит, будем, .русский брат.
— Торопимся, — отвечал Каратай. — Работа.
— Важный дела, — кивали ненцы. — Болшой человек. Сил болшой нужна. Олешка болшой кушит нада, русский брат. Трубкам болшой курить, однако.
— Я тебе говорил! — лаково блестел рафинадными зубами Екимов.
— Тебя как зовут?
— Замир. Его Сережа.
— А меня Саша. Ты пойми, Замир, дорога у нас, друзья ждут, авария.
— Ай-ай-яй! — качали ненцы головами. — В дорог сил запасай нада. Печенкам кушит нада. Кури, друг, пока маленько.
И, пыхнув трубками, ненцы вгляделись в гущу карагача. Они ничуть не сомневались в том, что новый друг Саша, русский брат, дальше уже не отправится. Екимов посмеивался, как зритель, уже видевший этот спектакль. Замир выбрал оленя. Резко выкинул руку. Казалось, из рукава малицы, разворачиваясь на лету, мелькнул аркан. В гуще стада встал на дыбы упитанный бык, заскользил к людям, бодая воздух. Замир и Сережа в четыре руки выволокли рогоносца с пышным костяным деревом над головой, успокоили, посредине аркана свили одиночную петлю-удавку, взяли в руки каждый по концу и разошлись в стороны. Олень был метрах в семи от каждого из них, ровно посредине. Натянули. Бык взвился. Прыгнул влево — Замир сильнее натянул свой конец аркана. Метнулся вправо — потащил по моховой дорожке Сережу. Встал на дыбы. Рухнул. Сделал сальто через удавку.
— Ну, сливай воду, русский брат, — сказал Екимов Каратаю. — Они тебе сейчас высшую честь оказывать будут.
— Как это? — испугался бригадир.
Володя не успел ответить: бык был готов. Замир протянул Саще нож с красивой костяной ручкой и жестом показал, какой разрез тот должен сделать. Саша оказался на высоте.
— Как олень, крепкий будешь, как олень, сильный, будешь, — подзывали пастухи всю бригаду.
Нож был острее бритвы.
В подставленные пригоршни хлынула алая дымящаяся кровь — не кровь, а гранатовый сок.
— Это они специально, — объяснял Екимов, — потому и не режут, а арканом. Артерии лопаютса, в брюшине скапливаетса кровь, садятса и пьют горстями. Во так, — и он показал как. Через минуту каждый получил по куску дымящейся сырой печени. Кроме Кешки, который в самом начале сцены спрятался в вездеход.
— Посолить бы, — сказал Каратай, но Замир возразил:
— Соль глаза портит. Куший так.
Они были немногословны, но с таким весом, с достоинством произносили каждое слово и делали каждый шаг, что отказать им было просто невозможно. Саша и по его примеру остальные откусили по кусочку сырой печени. Екимов, который уже бывал «национальным героем», ел ее даже с аппетитом. Казалось, через минуту олень был освежеван — настолько ловкими, хоть и несуетливыми, были действия оленеводов.
— Шкуру тебе дарить, — поднесли ее Каратаю.
— Да ее ж солить надо, дубить... когда ж мне? — запротестовал он.
— Тогда рога возьми.
— На капот их! — оживился Каюмов. — И пиратский флаг!
Саша отнекивался, но рога были уже спилены и положены на капот, Юрий, и правда не мешкая, прикрутил их проволокой к держакам. Потом он стоял над ненцами, облизывал губы и восхищенно вертел головой:
— Слышь, да я так движок не раскидаю, как вы свежуете, куда мне, у-у!
Нигде ни разу не перерубили кость Замир и Сережа разбирали тушу по суставам. Вскоре ведра бригады были набиты срезанным мясом, а на траве остались лишь внутренности да разобранный скелет. Когда пугающая кровью и запахом свежатины туша превратилась в обычные куски мяса, из трюма показался бледнолицый Кешка.