- Там дальше по пояс ухнуть можно, - подтвердил хозяин. - Если в бочажину наступить. Её под водой не видно... Топь шутить не любит, - строго сказал хозяин пса.
По его глазам я поняла, что если бы можно было, он бы надел на меня ошейник и пристегнул поводок, чтобы не лезла в топь - если своего ума нет. Но я не собиралась в топь, я собиралась - в гости. А там, куда надо было идти, клубился белёсый прозрачный туман. Болото парит, поняла я. А как же... Где же тогда - тот дом?
Вероятно, я произнесла это вслух - в глазах мужчины отразилось непонимание. Помедлив, он распахнул калитку.
- Проходите. А вы к кому?
- Нет, я не к вам, не сюда, я... в гости иду. Мне туда, - показала я в сторону тумана. - Не подскажете, как мне пройти? Может, в обход?
- Там никто не живёт. Болото там, Шептунова топь. До самого Болшева тянется, до торфоразработок. Топь страшенная, даже летом не пройти, не высыхает. Живёт, значит, болото. Живое оно, говорят. И гостям завсегда радое, как войдёшь, не выпустит, - усмехнулся мужик.
Господи, да за кого он меня принимает? За сумасшедшую? Похоже на то...
- Там дом стоит, на поляне, бревенчатый, в два этажа. И люди живут, я зимой у них была, на лыжах здесь каталась.
- Вы что-то путаете. Может, не здесь катались? Мало в лесу зелёных заборов? Перепутали, наверное. Не ходили бы вы здесь, места здесь глухие, нехорошие. Гиблые места. Позапрошлым летом случилось тут... Отец с мальчишкой грибы собирали, ну и забрели на Шептуново болото... Леший в уши нашептал, ягодами да грибами заманил. Утопли оба, в болоте-то. Оно ведь как бывает - увидел малец полянку зелёную, а за ней кочка с клюквой. Обрадовался, да через полянку эту, по траве пошёл... а трава-то расступилась!
- И что? - переспросила я, уже понимая - что.
- И - ничего. Утоп малец. Не трава это была, ряска болотная, а под ней трясина глубоченная. Отец-то спасать его кинулся, да куда там... Так и сгинули оба. И могилки нет. Столб поминальный им поставили, мать-то ходит... Поседела за один день. Она часто приходит. Гостинцы сыночку приносит. Восемь годков ему было, восемь всего. Митей звали.
- А... где это? Столб этот - где?
- Тут недалече, - мужчина махнул рукой, попрощался и зашагал вдоль забора. Я проводила его взглядом и с замершим сердцем пошла в указанном направлении.
Знакомые глаза
Под старой раскидистой берёзой стоял деревянный грубо сколоченный поминальный крест с островерхой крышей. В траве были рассыпаны яблоки, на салфетке - горка леденцов. На столбе две фотографии в траурных рамках. Подойдя ближе, я ощутила противную слабость и дрожь в коленях: с фотографии на меня смотрели знакомые глаза под чёрными широкими бровями - Олег! С другой фотографии светло улыбался краснощёкий мальчуган.
- Митя, это я, Рита. Я пришла, как обещала. Ты меня помнишь? - прошептала я и погладила его по щеке. Вынула из сумки яркую коробку и поднесла к фотографии, словно он мог увидеть. - Вот, машинку тебе купила, смотри, какая красивая, и лесенка выдвигается, видишь? И шофёр в кабине сидит, настоящий пожарник, в каске, - бормотала я, доставая подарки и складывая их на траву. Мои руки дрожали.
Так вот кто встретил меня зимой! Показал мне дорогу. Не впустил в дом - иначе бы я не вернулась. Если бы меня впустили, если бы пригласили в гости (а ведь Митя меня пригласил!), я бы не вернулась, осталась бы с ними навсегда - пить чай с брусничным листом, слушать завывания вьюги за окнами, лепить во дворе снеговика и играть с забавным мальчуганом, у которого такая светлая улыбка и который до сих пор ждёт свою маму.
Меня нашли бы замёрзшей, в снегу. Или вовсе не нашли бы, кто меня будет искать? Некому. Меня давно уже некому искать... Может, надо было остаться c ними, и сейчас мы были бы втроём. Были бы втроём...
- Приходи к нам! - явственно услышала я чей-то шёпот.
Шептунова топь звала, манила, обещала... Обманывала.
Неумело перекрестившись, чего не делала никогда раньше, я бросила последний взгляд на фотографии и кивнув на прощанье Олегу и Мите, поспешила прочь, убыстряя шаги и не оглядываясь.