Бежать мне было некуда — внизу продолжался крутой склон, а вверху меня ждала толпа мохнатых существ. И оружия у меня не было никакого — лишь небольшой охотничий нож в ножнах, без которого я в лес не ходил никогда. Мне надо было как минимум автомат Калашникова, чтобы остаться в живых, или пара гранат Ф-1. Но их, естественно, у меня не было, и я в оцепенении продолжал стоять на этом крутом склоне, уже ни о чем не думая, и ждал самого страшного и ужасного в моей жизни.
Моя левая нога стала съезжать по песку, и чтобы не упасть, я немного повернулся и перенес свой вес на правую ногу, а левой сделал небольшой шаг наверх. Правая ступня тоже начала скользить, и я сделал еще небольшой шаг наверх. Когда мое скольжение прекратилось, я взглянул наверх, на эту толпу мохнатых, с дубинками, не то обезьян, не то людей. Но их я не увидел — они пропали. Край карьера уже не был так далеко — до него было всего полметра.
Я сделал несколько быстрых шагов и выбрался на ровное место. Здесь была тропинка, по которой я шел к карьеру, и не было ни одной живой души. Ноги мои уже меня не держали, и я с наслаждением опустился на тропинку. Потрогал локтем нож под курткой, потом взглянул на край карьера и выдохнул — все кончилось.
Посидев несколько минут на тропинке, я поднялся, прошел к шоссе и пошел к поселку, прямо по обочине. Меня обгоняли многочисленные машины с дачниками и садоводами, но это мне было приятно — в моей памяти еще сохранилась картина, на которой стояла мохнатая толпа с дубинками, и я еще не забыл, как это — чувствовать себя дичью.
Неведомые места оказались слишком опасными, чтобы по ним гулять. Когда я дошел до своего переулка, то решил, что больше никаких прогулок — лучше я буду живым копаться в огороде, чем быть дичью.