Папа Александр III (1159—1181), напротив, видимо, поверил в подлинность письма (быть может, с некоторыми оговорками). Сразу же после того, как Александр успешно завершил свою долголетнюю борьбу с Барбароссой, заключив с ним мир в Венеции (1 августа 1177 г.) и значительно укрепив папскую власть, он совершил одну из самых своеобразных дипломатических акций в мировой истории, ответив мнимому автору письма из «Индии».[51]
Личный врач папы Филипп, о котором нам ничего более не известно, возвратился в 70-х годах из путешествия на Восток и принос новые вести о питаемых там надеждах.
Королевство Иерусалим тогда уже находилось в очень тяжелом положении. На престоле сидел больной проказой мальчик — Балдуин IV (1174—1185), а мощь великого султана Саладина быстро возрастала. Ничего удивительного нет, если в это время, всего за несколько лет до того, как христианское государство в Святой земле пало под ударами Саладина (сражение под Тивериадой 4 июля 1187 г.) и Иерусалим снова оказался в руках мусульман (3 октября 1187 г.), взоры ближневосточных христиан со все большим упованием обращались на Восток — не идет ли на помощь deus ex machina — «царь-священник Иоанн»! Папа, видимо, хотел ускорить эту помощь, обратившись к великому восточному князю с призывом и предложением союза и дружбы. Так возникло необычное послание от 27 сентября 1177 г., приведенное в начале главы.
Послание это было адресовано «Carissimo in Christo filio illustri et magnifico Indorum regi, sacerdoturn sanetissimo» [возлюбленному сыну во Христе блистательному и великолепному царю индийцев, святейшему из служителей Божьих. — Ред.], и Филипп был назначен чрезвычайным послом папы с поручением доставить письмо «царю-священнику Иоанну». Позволительно усомниться [456] в том, что письмо папы было шедевром дипломатического искусства. Ведь поскольку папа выступал в роли просителя (хотя и не показывал этого открыто), на того, к чьей помощи он взывал, могло произвести не очень благоприятное впечатление, что к нему обращались сверху вниз.[52] К тому же его поучали высокомерными и почти неосторожными словами, что он лишь в том случае сможет считаться подлинным христианином, если признает верховную власть папы и изъявит безоговорочную готовность привести своп христианские убеждения в соответствие с директивами из Рима. Требование, чтобы сначала в Рим явились personne honestae et literae sigillatae [особы почтенные с запечатанными письмами. — Ред.], которым лишь будет оказано доверие, также могло вызвать гнев адресата, если бы он был жив и получил это письмо.
Врач Филипп действительно отправился с письмом на Восток. Однако, учитывая неточный «адрес», трудно даже предположить, как и куда могло быть доставлено это папское послание. Филипп был послан на поиски фикции. Поэтому никто более не слышал ни слова о судьбе письма и самого посла: оба бесследно исчезли. Но даже если бы Филипп, вопреки вероятности, вместо Индии отыскал бы путь в Центральную Азию к тогдашнему повелителю кереитов, то и в этом случае его постигло бы тяжкое разочарование. Государство Елюташи уже утратило свое былое могущество, а его правитель Чилуку (1155—1201) отнюдь не был великим героем и завоевателем, подобным своему деду Елюташи. По поводу письма священника Иоанна византийскому императору, а также послания папы царю-священнику было сделано много самых фантастических предположений. Даже в XX в. временами высказывалось мнение, что мы имеем дело с подлинными письмами некоего азиатского князя-христианина, направленными императорам Мануилу и Барбароссе, а также папе римскому.[53] Как ни странно, еще раньше эту точку зрения поддержал Брун в своем тщательном исследовании. Предполагали даже, что личный врач и доверенное лицо папы Филипп привез в Рим целое посольство из Азии.[54] Утверждали также, что письмо «царя-священника» было «плодом несторианской фантазии»,[55] что описание огромных богатств мифического индийского государства специально рассчитано на византийского императора Мануила, славившегося своей любовью к пышности и блеску»,[56] что послание папы предназначалось эфиопскому негусу, поскольку «единственной реальной личностью, которой могло быть адресовано письмо, был повелитель Эфиопии».[57] [457]
52
F. Zarncke, Do epistola Alexandra papae III ad prosbylerum Johannem, «Memoriam Job. Aug. Ernesti», Universität Leipzig, Januar 20, 1875, S. 4.
53
E. Gibbon, History of lie decline and fall of the Roman Empire, London, 1900—1904, v. VII, ch. LXIV, 2, 15.
57
См. «Encyclopaedia Britannica», v. XXII, p. 306; H. Yule, Cathay and the way thither, London, 1866, v. I, p. 231 (примечание 4).