Конечно, я бы не пошел туда без катера, потому что судно, хоть и немного, но защищало нас. Но все равно эту затею я считал полным безрассудством. Я был уверен, что Рызк тоже будет протестовать, но, посмотрев на него, увидел, что он, как и Иит, очарован драгоценностью в чаше.
Зависнув над колодцем, я перевел судно в режим вертикальной посадки — катер создавался для исследовательских полетов, поэтому его двигатели можно было использовать в любом режиме. Я внимательно рассматривал стены колодца, в то время как мы на самой малой скорости начали опускаться вниз.
Мы не знали, для чего изначально было предусмотрено это отверстие. Но было очевидно, что более поздние обитатели использовали его в качестве прохода. На когда-то гладких стенах были закреплены ряды скоб, которые служили перекладинами для рук и ног — получилось что-то вроде примитивного трапа. Перекладины, кривые и необработанные наверняка были выломаны из более сложных устройств. Работа была выполнена очень небрежно, гораздо хуже всего того, что мы увидели в городе, как будто трап сооружался представителями расы, стоявшей на нижайшем уровне развития.
Этаж за этажом, минуя темные отверстия в стенах шахты, мы спускались вниз. Я насчитал еще шесть уровней, но колодец вопреки моим опасениям не сужался. Примитивный трап подводил к нескольким коридорам, но продолжал идти вниз, как будто объединяя все эти норы.
Я осматривал входы каждого отверстия, к которому вел трап, но не мог заметить никаких признаков жизни, а свет нашего прожектора не мог проникнуть достаточно глубоко внутрь. Ниже и ниже, шесть уровней, десять, двенадцать, двадцать — стена не изменялась. Но удерживать катер в режиме вертикальной посадки становилось все труднее. Пятьдесят уровней!
— Скоро, теперь очень скоро!
Иит был явно возбужден, таким эмоциональным я его еще не видел. Я посмотрел на приборы. Мы погрузились на несколько миль под землю. Я понизил скорость до минимальной и ждал. Мы сели почти без удара. Немного правее нас находился вход в единственный на этом уровне туннель, слишком узкий для катера. Продвигаться дальше можно было только пешком, но очень не хотелось покидать наше суденышко и лишаться той небольшой защиты, которой оно нас обеспечивало.
И я оказался прав!. У входа в туннель что-то задвигалось, несмотря на то, что примитивный трап закончился четырьмя уровнями выше. Наш прожектор осветил какое-то устройство, не похожее на виденное мной когда-либо раньше. Единственное, что можно было предположить, — что наведенная на нас труба поднимается для того, чтобы извергнуть на нарушителей спокойствия что-нибудь отпугивающее.
Когда я положил палец на кнопку подъема, Иит и закатанин одновременно воскликнули — Иит мысленно, чужестранец на бэйсике:
— Не надо!
Не надо? Они сошли с ума. Мы должны выйти из радиуса действия этой штуки, прежде чем она выстрелит!
— Смотри, — это был Зильрич.
Иит неотрывно смотрел на камень в чаше.
Я взглянул еще раз, ожидая что из этой зловещей трубы уже показалась наша смерть. Но… на месте устройства ничего не было!
— Где оно?
— Телепатические впечатления, — ответил Зильрич. — Определенные предметы, деревья, вода, камни в течение многих лет сохраняют визуальные впечатления, которые может воспринимать развитый разум, чье сознание готово воспринять эти образы. Создатели этого туннеля знали об этом и использовали это свойство. То что мы видели, скорее всего, картина того, что произошло здесь когда-то в прошлом, сообщением, которое было вызвано нашими повышенными эмоциями.
— Мы идем… туда…
Иит перестал что-либо объяснять. Он просто протянул вперед чашу, которая вела нас в темный проход.
Иит добился своего. Они с закатанином все равно пошли бы туда сами. А моя гордость не позволяла мне пасти задних. Так как мы стали отрядом, объединенным невидимыми опасностями неизведанного пути, я дал Рызку один из арбалетов. Вооружившись, мы двинулись вперед, Иит сидел у меня на плече, Зильрич и Рызк шли позади.
Я нашел в катере фонарь поменьше, в большом не было необходимости, потому что камень в чаше достаточно хорошо освещал все вокруг. Мы шли по проходу с гладкими и закругленными, как у огромной трубы, стенами.
Я думал, что одной из опасностей будет недостаток воздуха. Но система снабжения исправно обеспечивала эту глубину пригодным для дыхания воздухом.
В конце концов мы вышли из тоннеля. Мы попали не в очередную шахту, как я ожидал, а в помещение, забитое различным оборудованием, часть которого была накрепко привинчено к полу, а остальное расставлено на столах и длинных прилавках. В середине этого зала горел яркий свет, к которому так стремился Иит.
На столе была установлена высокая, не ниже меня, конусовидная камера. Через прозрачный иллюминатор можно было заглянуть внутрь и увидеть на жаровне десяток светящихся камней предтеч, которые завибрировали, когда мы приблизили к ним наши два камня.
Возле конуса на столе стояла еще одна жаровня, на которой покоились еще с десяток камней, но грубых, неограненных. Они были черны, как куски угля, но это не было чернотой выгоревших камней предтеч, которые мы нашли на покинутом космическом корабле при первом знакомстве с их свойствами.
Иит спрыгнул с моего плеча на стол, поставил чашу и, сев рядом, попытался открыть иллюминатор камеры. Происходящее вдруг включило мою память.
Опытным торговцам драгоценностями известно много способов мошенничества. Различными методами можно изменять цвет камней и даже маскировать их трещины. Высокая температура преображает аметист в золотистый топаз. Искусно сочетая высокую температуру и определенные химикаты, бледно-розовый королевский рован превращают в камень лучшего малинового оттенка. С помощью высокой температуры можно добиться многих эффектов.
Я взял с жаровни один из черных кусков и достал свою ювелирную лупу. Я не знал, как буду проверять то, что держал в руке, хотя во мне росла уверенность, что передо мной материнская порода, истинный камень предтеч. Они, пожалуй, были скорее не естественными минералами, а искусственными образованиями — именно так они могли получить свойство усиливать мощность.
Предмет, который я держал в руке, был действительно весьма странным. Его поверхность казалась бархатистой, хотя на ощупь такой не была. И вдруг я вспомнил…
Когда-то давно я нашел в ручье подобные камни. Их поверхность казалась бархатистой, почти мохнатой. Один из этих камней потом утащила судовая кошка, которая сначала облизывала его, а потом проглотила и через некоторое время родила — Иита! То были большие, похожие на стручки, куски необыкновенного камня. Правда их поверхность…
Взвешивая кусок в руке, я посмотрел на Иита. Он обнаружил секрет защелки иллюминатора, рывком распахнул его и вытащил оттуда жаровню с готовыми минералами. К моему изумлению, как только внутренние опоры освободились от веса жаровни, конус ожил, и в нем вспыхнул свет. Не долго думая, я установил в камеру вторую жаровню с камнями, оставив только тот кусок, который взял раньше. Иллюминатор резко захлопнулся, едва не прищемив мне пальцы. За стеклом засиял такой яркий свет, что смотреть на него было просто невозможно.
Я получил подтверждение своих мыслей.
— Камера предназначалась для преобразования камней.
Зильрич поднял камень с жаровни, которую достал Иит, и для сравнения взял у меня черный кусок.
— Да, очевидно, ты прав. Но я не думаю, что это, — он показал на черный кусок, — настоящая руда или же матричная порода.
Осматривая помещение, он повернул свою перебинтованную голову. Нас освещали горячие потоки вырывавшегося из конуса ослепительного света.
— Не сомневаюсь, что это лаборатория, — заключил закатанин.
— А это значит, — прокомментировал Рызк, — что это последние камни, которые мы когда-либо увидим. Если только они не оставили записей, о том, как…
Неожиданно раздался пронзительный визг, который, казалось, разрывая барабанные перепонки, проник прямо в мозг. Мельком глянув на конус, плечом отталкивая назад Зильрича и выкрикивая предупреждение, я схватил Иита. Расплескиваясь в разные стороны, из середины очага вырвалось пламя. Я оказался на полу, из моих рук пытался освободиться Иит, подо мной шевелился закатанин.