Все рассмеялись выходке добродушного доктора.
— Успокойтесь, доктор, — сказала ему мисс Кэт, — мы понимаем не больше вашего.
Дождь прекратился. Любопытство всех было возбуждено до крайнего предела. Все просили мистера Блома объяснить, как ему удалось устроить это феноменальное явление, на что он сейчас же согласился.
— Вы чувствовали, господа, — сказал он, — мое новое изобретение — дирижабль-невидимку…
— Невидимый дирижабль!!! — вскричали все хором. — Да этого не может быть!..
— Почему же? Ведь все вы слышали трубу и видели конфетти…
— Видеть-то видели, но уж очень все это несуразно. В моей голове никак не умещается мысль, что человек может лишь чувствовать тело, а не видеть его, да еще при свете дня! — экзальтированно говорил студент.
— А между тем все, что я сказал, верно, — ответил ученый. — Есть много предметов, которые чувствуются, а незримы, здесь большую роль играет расстояние. Вблизи вы увидели бы этот снаряд, а вдали он делается незримым.
— А как же мы не слышим шума моторов? — спросил инженер.
— Шум не слышен потому, что аппарат снабжен специальными глушителями.
— Это я понимаю, так как это возможная вещь. Но все же не могу постигнуть незримости аэроплана.
— Не аэроплана, а дирижабля, мистер Березин. Новое изобретение скорее подходит к типу дирижаблей, чем к воздушным птицам. Суть же его невидимости в том, что поверхность аппарата сделана зеркальной.
— Зеркальной?!! Из чего же состоит зеркало?
— Вся поверхность, будучи покрыта блестящим металлом, имеет вид зеркала и отражает окружающие предметы. Если такой аппарат поднимется на 2.500 футов, то для зрителя с земли он становится абсолютно невидимым. Синева небес и облака будут отражаться в нем, как в зеркале, и дадут наблюдателю впечатление воздушного или облачного пространства.
— Вы великий человек, профессор, и вам, только вам приходят в голову замечательные идеи! — с жаром говорил Николай Андреевич.
— Вот и ошибаетесь, дорогой мистер Березин, — с легким смехом возразил мистер Блом. — Я только что говорил, что идеи носятся в воздухе, и опять повторяю то же. А в доказательство верности своего положения приведу известие, только что прочтенное мною в газетах. В них пишут, что один из моих соотечественников, барон А. Ронн, изобретает невидимый дирижабль. И, насколько я мог понять, он принял те же основания, которые положил и я.
— Удивительное совпадение! — промолвил доктор.
— Конечно, изобретение барона не будет иметь большого значения, так как он не может применить ни усовершенствованных двигателей, ни изменить некоторых существенных деталей, что возможно при широко оборудованных мастерских, какие имеются у меня.
— Как же я до сих пор еще не видал ни самого аппарата, ни мастерских, где он сооружен? — спросил инженер.
— Все делалось под покровом большой тайны, — отвечал мистер Блом. — Я лично придаю огромное значение новым дирижаблям с военной точки зрения. Они будут служить великолепными разведчиками, для которых недействительно никакое оружие.
— Да, нельзя бороться с врагом, которого не видишь, — подтвердил Руберг.
— Совершенно верно. И поэтому-то новым дирижаблям предстоит большая будущность.
— Интересно бы знать, почему все остановились на типе дирижабля, а не аэроплана, этой чудной воздушной птицы?
— Без моделей довольно трудно объяснить причину моего выбора. Аэроплан, если хотите, слишком угловат, плоскости его разбросаны в разные стороны и он очень велик. А тип дирижабля, имеющего форму сфероида, гораздо удобнее применять в качестве зеркала. Впрочем, завтра вы сами увидите эту разницу между аэропланами и дирижаблями.
— Так вы, мистер Блом, ознакомите нас с новым аппаратом? — спросил инженер.
— С удовольствием. В вас я найду истинного ценителя достоинств нового снаряда.
VIII. Дирижабли-невидимки
Теплое дыхание ясного летнего дня шло навстречу автомобилю, уносившему четверых пассажиров вверх по горной дороге. Скоро автомобиль остановился на каменистой площадке, где находились уже знакомые читателю гигантские аэропланы мистера Блома.
Здесь ничто не изменилось. Недвижно стояли механические птицы, всегда готовые взлететь в высь, к самым небесам. Огромные двери ангаров, словно исполинские щиты, по-прежнему безмятежно сияли на солнце зеркалом металла, как и тогда, когда их впервые увидели русские.