— Наивный вы человек, Банг! Ваш проект угрожает существованию радиостанции RCW: канал ведь должен пройти как раз по ее территории. А здесь гораздо скорее пожертвуют сейсмической станцией, чем интересами RCW… Да бросьте вы, наконец, возиться с этим винтом! Завтра найдут его, подметая комнату.
— Э, нет! Этот винт от прибора Крылова. Профессор, отправляясь в горы вместе с Гребневым, просил исправить прибор, поврежденный перевозкой. Я целый вечер буду лазить по полу но найду винт. Лay, посмотрите с той стороны стола, чего вы сидите, как мумия?
— Вы помолодели, Банг, с тех пор, как приехали эти русские. Говоря языком медицины, я должен отметить общий подъем тонуса вашего организма. Это хорошо, Банг, как врач я доволен вами.
— Господин Банг — верный ученик и продолжатель дела покойного Линэ, — сказал, усмехаясь, Сорвинг, — и симпатии у них одни и те же. Это вполне естественно: яблоко от яблони недалеко падает. Так, кажется, говорится на языке, который вы довольно давно и ревностно изучаете, господин Банг? Мне ведь тоже приходилось заниматься им…
Сейсмолог хотел резко ответить Сорвингу. Но в этот миг дверь, отброшенная ударом ноги, тяжело стукнулась о стену.
Радиокомментатор Тилл, войдя в комнату, торопливо захлопнул дверь и, вытирая лицо платком, сказал:
— Здравствуйте, друзья! Мне надоело торчать у себя и захотелось проведать вас. Но я почти бежал. Мне казалось, что-то неотступно шло по моим пятам и только ждало, чтобы я сбился с дороги.
Лицо Тилла выглядело усталым и совсем серым. Вряд ли кто-нибудь сейчас узнал бы в нем знаменитого радиокомментатора, «счастливчика Тилла»…
Свою жизненную карьеру Тилл начал неудачно. Он мечтал стать «радиозвездой», а его всюду «затирали». В поисках необычайного материала для своих «радиорассказов», которые должны были создать ему славу, Тилл во время войны отправился на один из тихоокеанских островов. Но и здесь ему «не повезло». Он попал на опасный участок. Днем он спал, а по ночам подкрадывался поближе к вражеским позициям и орал через громкоговорящую установку: «Сдавайтесь, а то будете убиты! Сдавайтесь, а то будете убиты!»
«Голосом тьмы» прозвали тогда Тилла. И с этим прозвищем он вернулся домой. Но прежней работой маленького радиокомментатора, которому обычно поручались самые «невыгодные» спортивные репортажи, он заниматься теперь не захотел, а решил попробовать силы в области литературы. Он написал книгу «Путь к микрофону», материалом для которой послужили его личный опыт и в особенности записные книжки товарища по службе, умершего от малярии.
Головокружительный успех книги Тилла «Путь к микрофону», пожалуй, больше всего поразил самого ее автора. Его пригласили «работать на эфир» у «Голубой волны». А когда с большим шумом, не пожалев денег, компания «Радио» переманила Тилла к себе, он, словно яхта, внезапно отдавшая в шторм все рифы, помчался по ветру своей удачи. Он брался за любую работу, даже не выслушивая задания до конца, как будто боясь проснуться и увидеть, что все было только сном, безумной мечтой о славе и богатстве.
Тилл охотно согласился поехать на новую сверхмощную станцию Метры, чтобы «окрестить» ее своим выступлением. Но обстановка на этой станции отрезвила даже его. У него было такое ощущение, словно болотный туман, вливаясь в его легкие, медленно отравлял кровь, лишал радости жизни, уверенности в благополучном возвращении домой. Он знал, что район радиостанции славится очень высокой смертностью.
— А, Тилл! — воскликнул Банг. — Что нового в кабаках Метры?
— Банг, — сказал Тилл, — я узнал очень неприятную историю, касающуюся вас. Почему вы подарили рыбакам Метры два моторных катера, принадлежащих компании, строившей сейсмическую станцию?
— Подарил? С таким же успехом вы могли бы сказать, что я подарил им прибой, подводные рифы, западный ветер. Катера потонули полгода назад и уже не принадлежали никому. Они были даже списаны. Их подъем настоящий подвиг рыбаков.
— Да, но вы забываете, что они все-таки оставались имуществом, распоряжаться которым вы не имели никакого права. Самое плохое заключается в том, что рыбаки с вашей помощью починили катера и на них возят рыбу и сырой каучук в далекие пункты, чего они раньше не могли делать.
Рыбаки и владельцы маленьких насаждений гевеи помогают друг другу, пользуясь подаренными вами старыми моторными калошами, а это, дорогой Банг, уже пахнет революцией, как заявляют местные предприниматели…
— Что ж, это только радует господина Банга! — перебил Сорвинг. — Слово «революция» всегда звучит для него как музыка. Ваше красноречие, Тилл, бесполезно в данном случае. Впрочем, попытайтесь. Продолжайте.
— Без шуток, Банг, — сказал Тилл, — для вас все это дело грозит обернуться очень серьезно. Вами решило заняться местное радио. Я прикрикнул на них, и они пока затихли. Но мой дружеский совет: возьмите катера обратно. Эти наивные дети природы отдадут их вам. У этих людей свои взгляды на такие вещи.
— Ах, милый Тилл! Боюсь, у нас с вами тоже совсем разные взгляды на подарки. Довольно давно, мне было тогда ровно пять лет, я подарил своему товарищу игрушечный паровоз, а потом с горькими слезами потребовал его обратно. Мать весьма убедительно, и не только словами, разъяснила мне неправильность подобных поступков. И я на всю жизнь запомнил это разъяснение.
Тилл принужденно рассмеялся, пожав плечами. Сделав несколько кругов по комнате, как беспокойный хищник в своей клетке, Тилл остановился у карты мира, занимавшей одну из стен.
— Станция RCW на острове Мегра! — торжественно сказал он, обведя рукой по карте широкий круг у острова. — Ее передачи должны перекрыть новую, очень важную для наших радиокомпаний территорию. О! RCW построена не для местных голодранцев, обитателей архипелага. В любую минуту мы отсюда можем «подмести» эфир гигантской радиометлой. Кто посмеет встать на пути интересов людей, владеющих системой радиостанций, в которую входит и RCW? Я не завидую тому…
— Бросьте декламировать… — тихо, но властным тоном сказал Сорвинг, подойдя к Тиллу. — Вам пора заниматься делом. Русские закончили монтаж своих приборов для прогноза землетрясения. Начинайте серию ваших «идиллических передач», воспевающих жизнь на Метре. Пусть одним краем она заденет и «голодранцев», о которых вы говорили сейчас. И готовьтесь к решительному удару, который мы нанесем, когда русские признают свою ошибку. Ваши выступления должны быть тогда сокрушительными. Весь мир должен смеяться, слушая их.
Тилл подобострастно склонил голову, заметив, что они уже только вдвоем в комнате. Потом, не удержавшись, он спросил с кислой улыбкой:
— В этих работах советских ученых нет ведь ни малейшей доли истины? Мегре не грозит какая-либо опасность?
Сорвинг презрительно поднял брови.
— Я наметил достаточно ясно программу действий или вам требуются еще дополнительные указания?.. Вы боялись берегом болота вечером. Не послать ли с вами провожатого? Сейчас еще страшнее — ночь. А вам нужно выступить сегодня же. Губернатор Мегры выразил мне на этот счет свое мнение в очень недвусмысленной форме: «Чем мрачнее будут предсказания русских, тем веселее, увлекательнее должны быть передачи RCW. Пусть даже легчайшая тень паники не упадет на Мегру»… — Сорвинг сделал многозначительную паузу. — Я знаю ваш невоздержанный язык, Тилл. Вы пьете слишком много. Но о работах Крылова и Гребнева до моего распоряжения ни звука не должно просочиться, вниз, в город. У местной полиции есть формула, объясняющая любое исчезновение человека: «Во время купания подвергся нападению акул». При этом охотно показывают голову несчастного или части его туловища. Хорошо запомните это, Тилл. Вы знаете губернатора, наверное, кое-что слышали о нем. Скажу вам только еще: если вы окажетесь в его руках, вы с сожалением вспомните об упущенной вами возможности кончить ваши дни в пасти настоящей акулы…