«А Сорвинг? — мысленно ответил губернатор. — Его шпионы следят за каждым моим шагом. Он хочет выжать Мегру до последней капли. Я должен помогать ему, пока я жив. Пока я хочу жить…»
На черной доске стола белело письмо, поздно ночью полученное от Сорвинга. Губернатор сонными глазами перечел это довольно подробное послание. Приготовиться к худшему, встретить опасность лицом к лицу… Действовать по указаниям, полученным ранее. Добиться, чтобы на Мегре царствовал покой, как на земле в день судного часа, пришествие которого не известно человеку…
«Прохвост! — выругался губернатор. — Даже с глазу на глаз он будет убеждать меня, что действует во имя высшего блага, во имя человечности!»
Потушив свет и стиснув зубы, пожилой тучный человек сел на диван, уверяя себя, что не станет больше думать ни о чем, что сейчас же забудет всех Сорвингов на земле. Но свет луны, заливавший комнату, делался как будто ярче, а злобный писк комаров, прорвавшихся сквозь все заграждения, — громче и грознее; кто знает, откуда они прилетели, разносчики каких болезней ютятся в их слюне? Губернатор встал и решил направиться в свой музей, который служил ему утешением во всех случаях жизни.
Этот музей, расположенный в непосредственной близости от резиденции губернатора, был как бы его фамильной гордостью. Одни всю жизнь собирают марки, другие — монеты, третьи — бабочек и жуков. Губернатор собирал коллекцию машин. Не просто машин, но только способствовавших повышению его авторитета.
Целью его сначала было доказать благотворнейшее влияние на «прогресс» на архипелаге рода самого губернатора. Но затем идея губернатора стала шире. Как говорил Сорвинг: коллекции музея каждому должны были внушать, что между колонизацией и цивилизацией островов Науэ, бесспорно стоит знак равенства.
Музей становился идеей, воплощенной в металл: мощь научной и технической мысли колонизаторов преобразует жизнь туземцев, поднимает их на высшую ступень. Сорвинг уже убеждал губернатора, что возросшее значение музея требует передачи его государству. Пожертвование музея государству сулило немало приятного — ордена, титул. К тому же никто не мешал бы губернатору проводить досуг в этих комнатах, среди этих же машин…
Страсть к коллекционированию обычно поражает человека неизлечимо, на всю жизнь. Так было и с губернатором.
Его музей из небольшого сарая через двадцать лет превратился в особое здание, в залах которого можно было увидеть и ржавый котел с парохода «Стелла Марис», служивший одной из первых паросиловых установок на островах Науэ, и модели новейших паровых котлов. Здесь были машины для распиловки драгоценных стволов красного, черного и зеленого дерева, для извлечения пальмового масла, каучука, для рытья шахт в поисках золота, алмазов и угля. Здесь были и примитивные кирки и похожие на дорогую игрушку электрические высокочастотные отбойные молотки.
Губернатор сжал холодную ручку отбойного молотка. В Бенони он видел силача Вики-Рипа, впервые получившего такую «игрушку». Рабочий радовался, как дитя, смотря, как молоток бьется в его руках плененным зверьком. Вики-Рипа и его товарищей научили пользоваться высокочастотными электрическими молотками, но им никто не сказал, что в кварцевых породах такие молотки вызывают образование целых облаков мельчайшей кварцевой пыли, которой нельзя дышать…
Вики-Рипа через год вернулся в свою лачугу совсем уже не таким силачом, каким был, и неведомая ни ему, ни местному знахарю болезнь быстро съела его.
К числу важнейших механизмов, оказавших большое «цивилизующее» влияние на островах архипелага, губернатор относил оружие, и поэтому в музее можно было найти фитильные аркебузы португальцев, кремневые ружья англичан, многозарядные ремингтоны, кольты, «веблеи», «спрингфильды» и даже легкую горную пушку Гочкиса.
Губернатор шел по высоким где, все в заплатках, пайках и сварках, покрытые антикоррозийными пастами, лаками, красками, вызывали мысль об экспонатах анатомического музея, показывающих, какие разрушения в организме человека производят болезни и время. Но сейчас, в мягком лунном свете, все это выглядело вполне целым, годным к работе и как будто томящимся своим вынужденным бездействием…
Тошнотворный запах, несшийся из дверей мастерской, заставил губернатора поморщиться. Вчера с берегов Танги привезли таинственный механизм, сконструированный очень много лет назад. Днем губернатор любовался прекрасно сделанными шестернями, пружиной толщиной в палец. Может быть, туземцы своими руками заставляли сжиматься просторным залам. Лунный свет, лившийся через широкие окна, ярко освещал паркетный пол и стены с фотографиями машин, чертежами, схемами. Днем и при электрическом свете машины, добытые бог знает эту мощную пружину и мгновенно делать заданную работу? Быть может — рубить головы по приказу какого-нибудь предка губернатора, стоявшего тут же в своем роскошном и немного фантастическом одеянии…