Сейчас мы должны с особой серьезностью следить за характером изменения электрического поля. Особенно важно установить его связь с наклоном пластов земной коры. Хоть вы и смертельно устали, но я попрошу вас немедленно заняться наклономерами.
Гребнев вскочил.
— Да что вы, Николай Григорьевич, как будто меня уговариваете! Я могу работать еще целую неделю, не смыкая глаз, не ложась в постель.
— Тогда — в шахту. Времени у нас осталось совсем мало.
— Я буквально скачусь в шахту. Но, Николай Григорьевич…
— Знаю, знаю, что вы скажете: «А вы ложитесь спать, на вас лица нет». Бесполезная трата слов, мой дорогой друг. Наше место сейчас в шахте. Идем…
На сейсмической станции «Мегра» воцарилась полная ночная тишина. Всюду было пустынно и даже как-то заброшенно. Губернатору, не раз в жизни видавшему различные перевороты, обстановка станции напоминала помещение, которое спешно собираются бросить, канцелярию правителя, от которого постепенно уходят приближенные. Шаги гулко раздавались в пустых комнатах. В шкафах и на столах погребальным звоном звякали какие-то стеклянные сосуды. Карта Метры, угрожая падением, висела в большой лаборатории на одной кнопке, и эго подчеркивало, что теперь здесь все временно.
Губернатор с трудом нашел директора станции. Он стоял у окна, устремив взгляд на далекую темную гору.
— Ну, — сказал губернатор, — чем кончились ваши вычисления? Подтвердили они, что Мегра будет незыблемо вздыматься над океаном еще многие тысячелетия?
Не отвечая, директор стал методически рвать какие-то густо исписанные листы, роняя их клочки на пол.
Губернатору хотелось затопать ногами, пригрозить директору тюрьмой, камерой с «паровой ванной». Но глаза, сейчас смотревшие на губернатора, он не раз видел у людей, приговоренных, примирившихся с мыслью о смерти и готовых на все.
Он отступил в сторону.
— Можете вы мне, по крайней мере, сказать, где эти… русские?
— В шахте… — едва пошевелив губами, сказал директор.
Губернатор бывал в шахте сейсмической станции. Ему, в прошлом военному, нравилось это «убежище», нарушить покой которого не могли бы самые всесильные бомбы на свете. Шахта уходила под землю на большую глубину, чтобы там, на приборы не влияло ничто, кроме явлений, изучавшихся сейсмологами.
Долго шел губернатор пустыми коридорами, спускался по крутым лестницам, скользким от сырости. Наконец он достиг цели своего путешествия. Шахта представляла собой низкое сводчатое помещение, в котором повсюду возвышались высокие черные основания приборов. Многие аппараты были укреплены прямо на стенах.
Со сводов кое-где мерно капала вода в подставленные ведра. Губернатор с опаской поднял голову, вспомнил инженера, строившего шахту, и подумал: «Надо было повесить этого вора!»
Нигде никого не было видно, и губернатор дошел до конца шахты. Этот уголок был так заставлен аппаратурой, что губернатор с большим трудом разыскал здесь Гребнева, который втиснулся между высокими стойками со множеством радио-усилителей и ничего постороннего не слышал: на голове его чернели специальные телефонные наушники.
Губернатору пришлось долго стоять, переминаясь с ноги на ногу, пока Гребнев, не отрывая пальцев от рукоятки регулятора какого-то прибора, обернулся, вероятно почувствовав на себе пристальный взгляд. Сняв наушники, он, только что прислушивавшийся к сложной смеси звуков в приборе, все еще поглощенный ими, смотрел на пришельца напряженным взором лунатика, идущего по краю крыши.
На «Магоне» губернатор все свое внимание сосредоточил на Крылове, а Гребнева не замечал. Не таким представлялся губернатору человек, занимающийся столь опасным и ответственным делом! Идя сюда, он ожидал увидеть более пожилого ученого, с лицом, изможденным постоянными размышлениями над разными научными проблемами. А сейчас перед ним стоял совсем молодой человек, очень здоровый, сильный, подвижной. Его смуглое лицо с черными бровями, почти сросшимися в одну линию, было строго. Губернатор всегда ждал поклона собеседника, но сейчас он невольно первый кивнул головой, причесанной так гладко, словно на ней был надет пластмассовый колпачок, который снимался в любую минуту, как шапочка.
— Наш директор станции совсем раскис. Скажите мне, господин Гребнев, в каком положении дела?
Гребнев, больше чем Крылов странствовавший по городу, в порту, в окрестностях Метры, многое слышал о губернаторе. Ему этот всевластный правитель острова представлялся чем-то вроде питекантропа, чудом уцелевшим до наших дней и упрямо боровшимся за сохранение нелепых, дьявольски жестоких порядков. Беседовать с ним Гребнев не имел никакой охоты, тем более что беседа должна была носить очень ответственный характер.