— Слушайте, Лау, — сказал Гребнев, вышедший из сейсмической станции подышать свежим воздухом, — а что, если мы с вами бросимся вдвоем в воду за бечевкой в момент ее броска? Вдвоем нам будет легче попытаться поймать ее конец, привязанный не к камню, а к куску дерева.
Лау с некоторым сомнением посмотрел на Гребнева.
— Поток? уж не такой быстрый. Но все же надо быть отличным пловцом. Я попробую один.
— Нет. Мне приходилось плавать в сибирских реках. Думаю, что я буду подходящим спутником для вас и тут.
Через час, совершив несколько опасных рейсов, Гребнев и Лау натянули канат между двумя берегами потока. Теперь сейсмическую станцию могли покинуть все: Крылов, директор; трое пожилых служащих, уборщица, повар, Тилл.
Особенно много хлопот доставил Тилл. Когда его столкнули в воду, он бессильно повис на канате. Гребнев и Лау передвигали его вперед, и каждую секунду все трое рисковали скрыться навсегда в мутной коричневой воде потока. На другом берегу Тилл свалился, как мешок с мокрым тряпьем.
— Моллюск… — сказал сквозь зубы Гребнев.
Лау покачал головой.
— Нет. Это полу дохлая акула. Но она еще покажет зубы… Последними станцию «Мегра» должны были покинуть Крылов и директор.
— Я хотел бы, чтобы вы переправились первым, — сказал Крылов. — Несмотря на мои годы, я неплохой пловец и в случае чего…
— Благодарю вас за все, господин Крылов! — тихо ответил директор. — Я остаюсь здесь…
— Это немыслимо! — возразил Крылов. — Аппаратура вышла из строя, а судя по характеру толчков, Синяя скала не уцелеет. Вы честно исполнили свой последний долг. Я верю, что у вас впереди еще много дела. Настоящего… Научная работа…
— Не забывайте о законах инерции! — перебил директор. — Я слишком долго двигался в определенном направлении и теперь могу остановиться только на месте. Здесь конец моей дороги. Свернуть куда-нибудь, идти другим путем у меня нет больше сил. Кроме того, я здесь родился… Мне все верили. За каждую смерть сейчас отвечаю я…
Он помолчал и добавил:
— Вместе с Лay я исправил один сейсмограф. На радиостанции действует автоматический аварийный передатчик, связанный с нами. Я буду вести наблюдения, пока от сейсмической станции останется хотя бы один камень, и передавать их в эфир. Может быть, эти сведения пригодятся вам потом…
Директор, опустив голову, смотрел себе под ноги.
— У меня к вам просьба, господин Крылов. Я женат, и жена всегда считала меня великим ученым и замечательным человеком. Спасите ее, если она уцелела. Она не покинет дом без меня даже в день страшного суда. Скажите, что это моя воля: пусть едет в безопасное место… Адрес: Нагорная, шесть…
Когда Синяя скала была уже довольно далеко, Крылову вдруг показалось, что кто-то с большой силой толкнул его в спину. Профессор хотел обернуться, чтобы взглянуть, кто это сделал, но в тот же миг почва сама повернула его к станции и стала относить вниз, к обрыву. Крылов упал на колени, стараясь удержаться на зыбучей массе, в которую внезапно превратилась земля, покрывшаяся бесчисленными трещинами. «Обвал…» — успел подумать он.
В это время сильные руки Гребнева и Лay подхватили профессора и втащили его на выступ скалы, вдруг обнажившийся, как утес среди морских волн.
Гул, леденящий душу, несся откуда-то из глубины земли. Грохот рушащихся скал оглушал, и казалось, он вот-вот в клочья разорвет барабанные перепонки. Неясный свет озарял ставшие неузнаваемыми окрестности. Змеи, огромные ящерицы, зверьки, обитающие в норах, сгрудились все вместе и, не шевелясь, как будто загипнотизированные, жались к дрожащей скале у самых ног людей.
Две минуты длился толчок… Но и Крылов, и Гребнев, и Лау — каждый из них очень по-разному определил бы этот промежуток времени, такой короткий, когда его отмечает стрелка часов на твердой, незыблемой земле.
— Одиннадцать баллов, — сказал Гребнев, отдышавшись.
— А может быть, только девять или десять… — заметил профессор. — Вот относительно двенадцатибального толчка у нас с вами спора уже, несомненно, не будет… Цела ли станция?
— Цела. Только нет больше дороги, ведшей к ней, — ответил Лау.
На развалинах
Гребнев видел города, разрушенные авиабомбами дотла, и на всю жизнь запомнились ему печные трубы, вздымавшиеся к небу над развалинами, как страшные памятники. В Мегре печей не было, и на Нагорной улице, особенно сильно пострадавшей, развалины домов лежали ровными могильными насыпями по обеим сторонам дороги. Людей нигде не было видно, и догадаться, где находился дом номер шесть, не представлялось возможным.