Но было поздно! Иванов словно только и ждал подобного вызова. Напрасно я убеждал его выполнить наш план без отклонений: закончив путешествие, намеченное Волковым, испытать годность пищи на обезьянах, собаках и других животных. Если хотя бы часть животных выдержит длительное питание ею — значит, задача в какой-то мере разрешена.
Тогда, говорил я, мы можем вместе рискнуть и нашей жизнью. Все было тщетно! Иванов выбрал из наших запасов банку, хранившуюся около шести месяцев, и уселся за стол с видом лакомки, добравшегося до любимого кушанья.
Кириллов замолчал, уставившись в темный угол трюма, как будто ожидая, что сейчас оттуда кто- то выйдет и подтвердит своим свидетельством его рассказ.
— Иванов умер у меня на руках в страшных мучениях. Смерть его, явившаяся трагическим подтверждением его заблуждения, положила конец нашим работам.
Но адмирал потребовал довести опыт до конца. Оказывается, он и сам размышлял о том, что следует искать новые виды провизии специально для дальних путешествий. Еще молодым человеком он ввел во флоте некоторые средства против скорбута: крепкий чай, клюквенный сок, фрукты, сваренные в густом сахарном сиропе. «То, что задумал Иванов, — дело большой государственной важности, — сказал мне Волков. — Надо обязательно выяснить, чего еще не хватает, почему хорошие продукты превращаются в яд…».
Я подчинился, ибо только я мог предупредить какие-либо еще более безумные затеи. По настоянию Волкова была изготовлена специальная партия «вечной пищи». Я старался действовать с особым тщанием и применил даже новый состав для заливки пробок — испытание должно было стать последним и окончательным доказательством невозможности создать «вечную пищу». Остальное вы сами знаете. Напомню только еще раз: рискнувшего отведать хотя бы ложку того, что хранится в трюме, ждет участь Иванова. Жертвы отравления постепенно слепнут и в нечеловеческих муках умирают. Мы не имеем права подвергать несчастную команду «Отважного» еще и этим предсмертным страданиям.
Я прошу вас помочь мне уничтожить содержимое ящиков, пока у нас еще есть некоторые силы. К тому же этого требует государственная тайна. Ведь неизвестно, в чьи руки может попасть бриг, когда… словом, когда все кончится.
Ни малейшего сомнения не закралось в душу Сидорова, когда он слушал рассказ о «вечной пище». Ведь это его собственная мечта!.. Победа над скорбутом, над ужасами голода в океанских пустынях! То, что не удалось сегодня, может, удастся завтра, через месяц, год, пусть даже через десять лет! Важно, что уже наметился какой-то путь.
Он подошел к одному из ящиков, вытащил округлый предмет, сорвал соломенную обертку и с некоторым разочарованием стал рассматривать стеклянный сосуд. Так вот как выглядит таинственная «вечная пища»! Вот и вся тайна брига «Отважный».
Банка, обыкновенная банка, и в ней что-то очень похожее на суп с большими кусками вареного мяса.
Кириллов бегло глянул на банку.
— В этих ящиках баранина. А здесь… лучшая свинина. — его дрожащая от слабости рука вытянулась влево. — В ящиках прямо перед нами — костромская говядина. Тут, ближе к деку, овощи: горошек, капуста, огурцы, редька, сладкий лук…
Голос Кириллова делался громче, торжественней, как будто он называл не обыкновенные продукты, а нечто таинственное, созданное им в секретнейшей лаборатории. Расписывая содержимое банок, он незаметно для себя впал в состояние настоящего экстаза.
Слушая Кириллова, снова и снова оглядывая ящики с лучшими продуктами, которые нельзя есть, Сидоров почувствовал, что его желудок будто наполнила обжигающая кислота. Мысль о том, что тут, рядом, сколько хочешь вареного мяса, кружила голову. Лейтенант посмотрел на Плаксина. Тот скорчился на ящике, переживая те же самые ощущения.
Надо действовать немедленно, не то…
— Так будем продолжать, пока есть силы, — произнес Сидоров.
И они снова потянулись с банками один за другим вверх по трапу трюма.
Испытание
Прошло еще две ночи. Банки с «вечной пищей» как будто становились все тяжелее и тяжелее, и работа шла все медленнее.
Светало, когда Плаксин вышел на палубу с последней на сегодня банкой. Он занес ее над водой… и вдруг как будто кто-то схватил его за руки. Что, если взять банку в каюту, чтобы только рассмотреть ее содержимое? Ведь это чрезвычайно интересно! А потом он все бросит в море.
Мичман зажал ношу под мышкой, и с неожиданной для себя самого быстротой прошмыгнул в каюту. Там он поставил банку на стол, вытащил нож и начал торопливо сбивать плотную массу, заливавшую пробку. Но чем ближе подходило дело к концу, чем ощутимее становился запах пищи, тем нерешительнее действовал Плаксин. Он чувствовал, что не найдется силы, которая сможет удержать его, когда банка будет открыта.