– Вставай, маленькая леди. – Рослая темная фигура загородила солнце, и Рунд поспешно закрыла глаз. – Думаешь, раз на тебе дорогие цацки, а твоя одежда чище нашей, так ты лучше? Вставай!
Лысый курносый мальчишка с забавно оттопыренными ушами, чье имя Рунд не успела узнать, протянул к ней руку, и она вцепилась в нее зубами. Так сильно, что свело челюсть.
– Ах ты дрянь! – Он ударил ее укушенной рукой по лицу и поднял палку. У них у всех были палки – тяжелые, норовящие выскользнуть из неумелых рук. Рунд, никогда не учившаяся сражаться, свою сразу же уронила. Сдалась без боя, как любил говорить своим воинам отец.
– Может, она хочет, чтобы мы ее прикончили. Но так неинтересно. – Разочарованный голос принадлежал белобрысой девочке, на вид младше Рунд. Младше, но крепче, жилистее, и у нее было два глаза. Два целых глаза – вот где удача. – Уродка. Наша леди – уродка, – добавила девочка и плюнула в Рунд.
Остальным это показалось веселым, и плевки последовали один за другим. Некоторые оседали в пыли, но большинство из них все же достигали цели. Налетел ветер, и десятки алых, точно кровь, лепестков взвились в воздух. Несколько месяцев назад Рунд отрывала бутоны от подаренных ей роз, и вокруг толпились слуги, которые пожелали с ней проститься.
– Ты смелая девочка. Ты обязательно вернешься домой. – Тит положил руку на ее плечо и сжал до боли. Но его выдали глаза, полные страха. Отец в это не верил, и она бросила розы ему под ноги: «Ты трус!» Случилась беда, и никого не было с нею рядом.
Не выдержав, Рунд разрыдалась – громко, жалобно, под смех улюлюкающей детворы. Горе сосало под ложечкой, и сердце ныло не переставая. Боль в теле не могла сравниться с болью в душе.
– Эй, что это вы здесь устроили, недомерки?
Рядом выросла еще одна тень, выше других. Размазав кровь и грязь по лицу, Рунд посмотрела на надсмотрщика – мальчишку на пару лет старше, рыжего, как пламя, с покрасневшим от гнева лицом. Но даже краска на впалых щеках не могла скрыть миловидность и тонкость черт. Рунд стало стыдно за себя и то, что ее так просто одолели. И особенно стыдно за то, что она, раскорячившись, лежит и не может сама за себя постоять.
– Мы должны помогать один одному. Если нас будет мало, старые боги тьмы победят и скверна захватит мир. Мы не враги друг другу! А ну, – рыжий повернулся лицом к притихшим детям, – попробуйте выбить палку из моих рук!
Никто не сдвинулся с места. И девочка, первая плюнувшая в Рунд, хмыкнула.
– Кажется, у леди завелся преданный пес. Пойдемте. В следующий раз мы ее достанем. Не сможет же он все время бегать рядом с ней. – Последнюю фразу она произнесла громко, чтобы Рунд услышала сквозь гул в побитой голове.
Когда последний из оборванцев скрылся из виду, мальчик, неожиданно вставший на ее защиту, наклонился и, нахмурившись, потряс ее за плечо.
– Эй, меня зовут Бёв. Не бойся, вставай, нужно отвести тебя в лазарет. Да вставай же!
Рунд вздрогнула и очнулась в провонявшей кислым потом комнате. Пустошь исчезла, но рука на плече никуда не делась. Язык во сне прилип к засохшему нёбу. Горло саднило, и очень хотелось пить. Не поднимая века, Рунд протянула руку, пытаясь нащупать брошенную на пол флягу, но наткнулась на холодную босую ногу.
– Да просыпайся, ну!
Проморгавшись, Рунд увидела плавающую в полумраке свечу и бледное встревоженное лицо Кации. Оглянулась – Бёва рядом уже не было, осталось только смятое и еще теплое одеяло.
– Что происходит? – Дышалось с трудом, и тяжелый липкий сон никак не хотел ее отпускать. Во рту появился металлический привкус. Рунд провела ладонью под носом и с удивлением обнаружила на пальцах темные капли. – Что ты здесь делаешь?
Вместо ответа Кация подобрала разбросанную одежду и бросила ее на постель.
– Девка вздумала рожать и вот-вот отойдет к праотцам. Вставай.