Стомира усмехается. Он ненавидел своё отмеренное будущее, и оно изменилось, как всё, подчинилось его мимолётной воле. Немного иначе, чем тот когда-либо предполагал. Уже вьётся вокруг безжалостный дым.
А дыхание сочится тонко из широкой груди, Стомира не видит, знает. И это дыхание тихо подзывает её ближе. Она идёт.
Так странно видеть собственное лицо, закованное в лёд. Оно чуть грубее срублено, чуть острее его линии - настоящее мужское лицо, но они, рождённые в один день, все равно слишком похожи. Под примёрзшими веками покоятся те же тягуче-серые глаза, нос немного задран, как будто лисий, и светлые волосы густой волной обнимают лицо.
Тонкие губы запечатаны шальной улыбкой, какой Стомире никогда не повторить. Она стирает её ладонью, а ледяная кожа едва поддаётся. Теперь они - один человек на вид, а внутри всё те же две души, что никогда не спутать. Стомира помнит: не могло быть более разных мыслей, чем её и брата. Лишь чужая ненависть объединяла.
Близнецы - два существа, бесконечно не любимые этим светом. Народ вздохнёт спокойно, когда от них останется ровно одна растерзанная половина.
Они родились ведьмой и кровожадным воином, не княжной и князем. Провидение начертало такие пути на их лбах. Много раз Стомира видела, как свирепым зверем Беривой устремлялся в бойню, только там он и жил. Его боялись заслуженно. Она и сама вскоре начала замечать слишком много жестокого голода в его чертах.
И как сейчас милосердно спокоен Леховийский Бес.
Пальцы скользят по густым прядям волос, собирая иней - Стомире не растопить так колдовской лёд. Она садится на резной стул, подставленный кем-то из слуг, невольно сравнивает - по щекам Беривоя цветут такие же узоры, что на искусно сделанной спинке. В Стыни есть своё очарование.
Их лица теперь совсем рядом. Так близко, что во мраке можно разглядеть замершие веки и каждую ресницу. Она целует холодный лоб на прощание.
От завешанных окон тонкой линией льётся прозрачный свет. Он выбеливает сложенные руки Беривоя до снежного цвета, заставляет небом мерцать кольцо из бирюзы. Стомира не помнит такого у брата. Он часто срывал амулеты с поверженных врагов, но кольца - никогда.
В кольцах скрывалось слишком много, слишком сильной порой была их магия, слишком часто они носили проклятья.
- Это оно принесло тебе беду? - спрашивает Стомира безмолвного князя. Стынь не должна была тронуть их семью. Только не наследника.
Врезанные в кольцо знаки тлеют зловещим предсказанием, оно манит гладкими краями и будто шепчет что-то в набухшую тьму - Стомира не замечает, как кольцо оказывается у неё на ладони.
Двери гулко распахиваются. В комнату входит княгиня, а за ней толпятся мужики, которые понесут тело Беривоя до ритуального кострища. Так скоро.
- Время, Стомира, тебе пора,- требует княгиня. Её пшеничные волосы убраны под белую нежную ткань, и той же белой тканью обтянута статная фигура - она едва ли не плывёт над вымощенным полом. Ранимая, скорбящая.
Но лицо княгини сурово и непреступно, сквозь ворох неприязней Стомире легко понять её страхи. Мать будущего князя, та, что сбережёт и вырастит новое солнце Леховии - вот, кто теперь Ясна, а не мудрая и бесконечно понимающая сестра.
Совсем чужая, сильная женщина. Которая непреклонным перстом отправляет живых умирать.
- Я прощаюсь, Ясна, оставь меня с ним.
- Тебе пора, - повторяет княгиня, - мои слова не обсуждают.
Стомиру тянет скривиться и поспорить, но это безусловная правда. Тянет ругаться, как их старший конюх, тянет обрушить стену со старым гобеленом, но она слишком спокойна. Где-то там, под белым флёром, осталась чуткая Ясна, хоть и верить не хочется.
Когда Стомира проходит мимо княгини, та хватает её под локоть. Расправляет складки бесконечно длинных рукавов, отводит волосы за спину, гладит скромную вышивку воротника, поднимая его выше. Шепчет в ухо: «будь аккуратней, прошу. Лёд поднялся до шеи, его теперь легко заметить».
Стомира лишь вздыхает: у колдовства своя цена. Что крикнешь в лес, тем лес и отзовётся - так учила старая ведьма. И была нечестно права. Стынь сжирает людей за мгновенья - ведьму ждёт долгая агония.
Лёд собрался цветком на пояснице и медленно тянул стебли всё выше, а листья всё шире. Месяц Стомира надевала лишь несуразные платья, чтобы прятать расписанную им левую руку. К весне несожженные растают, а ведьма, наславшая болезнь, умрёт.