Странник похож на зверя, принявшего горькую долю, хлебнувшего утрат - битый волк, исчерченный глупыми шрамами и рваными ранами где-то в густой шерсти. Он молчит и смотрит с пренебрежением. Раскатистый рёв замирает у него в грудной клетке - такие, как он, уже не умеют рычать, не с вырванной глоткой. Стомире кажется, если он откроет рот, оттуда вырвется сама смерть.
- Поднимайтесь. Нам пора, - хрипит его голос. Стомира поднимается, за спиной мужчины - княгиня.
- Кто этот человек, Ясна?
- Снежный Степняк, посланный Северной Ведьмой, - княгиня ничуть не смущена его диким и едва безумным видом, - Ты пойдёшь с ним. Сейчас.
Стомира отшатывается - холод льётся, льётся от княгини, прорезает всё тело. Необъяснимый страх поселяется под кожей, но Стомира не верит ему. Оглядывает, как прощается, обмертвевший луг и сложенный костёр, Пламена, спящего колдовским сном.
Она целует его стеклянный лоб, желая лишь почувствовать безжизненный лёд. Но от обмёрзшего тела воздух рябит теплом. Стомира кричит.
- Обещай мне, - рвётся её голос, - если ты ещё моя сестра! Не сжигай!
Морозные руки её обнимают, гладят озябшие плечи, а страх шевелится, ползёт.
- Дождись весны, - хрипит она онемевшими губами, - прошу.
- Доброй дороги, - княгиня качает головой и уходит, неся к волхвам и костру Пламена.
***
Лес хрустит обломками бурь, растёт вглубь скупых земель, бесстрастно убивая Леховию. С его ветвей сыпятся проклятья и стоны загубленных душ. Лес живой и у него дурной характер - проведёт тропой, куда сам захочет.
Они сделали привал на ночь прямо перед ним. Только через Лес можно вернуться в Снежные Степи. У Гара немного подрагивают губы от предвкушения, словно ему снова едва десять лет. Великие Степи, как же долго он искал.
Костёр тревожно трещит, и Гарр не понимает, зачем разжег его. Он не чувствует холод природы, лишь холод людской, княжна ёжится от стылого сумрака, но к пламени не приближается. Раз за разом на её лицо набегают отблески ужаса.
Гарр не может отвести взгляд. Смятённый и усталый.
Она незнакомый человек, каких, бродя по Леховии, он встретил не мало. Нет в ней призрака Улейг.
Века в глазах помелели, серебро стекло с волос, птичья фигура обернулась упрямой статью и нежным лицом, не готовым встретить метели Степей. Она своенравна и себялюбива: не расцвёл ещё в её сердце тот особый северный дух. Если прорастал когда-либо.
Гарр недостойно надеялся мгновениями, что кольцо ошиблось. Все эти века он бесцельно блуждал, ища Улейг в каждом девичьем стане, и, найдя, совершенно не узнавал.
- Ты ведёшь меня не к Северной Ведьме, - убеждённо заявляет княжна, когда он, желая лишь спокойный сон, расстилает войлок по измождённой земле.
- Да, я веду тебя в Снежные Степи, - Гарр вдыхает глубже, ему можно лишь принять этот скверный нрав. Там, под всеми изломами разума и взмахами ресниц, греет душа Северной Ведьмы.
Княжна смотрит грозно и испуганно.
- Зачем?
Гарр видит, как вся она рвётся сбежать, так же отчаянно, как сторонится огня, в котором оказалась вся Леховия.
- Ты Северная Ведьма, и это твой дом, - он говорит, воскрешая злопамятные степи в памяти. Они рядом, Гарр чувствует это. Княжна смотрит сквозь лес, сквозь затухающий костёр, сквозь густую ночь, словно тоже видит их. Её глаза полны влагой.
Если это сожаления, то уже слишком поздно. Ей никак не отогнать Стынь, она должна была знать, когда хладнодушно её насылала. Гарр усмехается грустно, он помнит - Улейг была жестокой. Но столь же и мудрой.
И давно когда-то она тоже вершила свой суд, когда-то, пусть степи простят, она тоже была совсем дурной.
Гарр вдруг видит перед собой заплутавшее дитя, отчаянное, заполошно готовящееся ко всем бедам, что будут ниспосланы, но ему не успеть. Он подходит ближе, княжна едва не взлетает с травы.
- Послушай одну сказку, Стомира, - чужеземное имя слетает рыком с губ, княжна ядовито скалится, а Гарр открывает ей суть великой силы.
Эту сказку он сам слышал от Южной Ведьмы, в трактирах пестрели её отголоски, но рассказчикам всегда не хватало одного знания. Что эта сказка всего лишь явь. Гарр начинает, ломая гибкую былинку.
- Ходили когда-то по земле великаны, на горах росли облака и всё магией дымилось. Оттого, что бил ручей из середца земли до всех её краёв, вода в нём была чернее, чем слепая тьма, но животворящая. Кто хлебнул её - тому чудеса подвластны были. Да не только чудеса. Свирепое зло творили люди всё охотнее, губя себя, губя свой дом. Терпела земля долго, да всё скудела, пока не обломился её край. Льдом и снегом тогда затянулось сердце, замёрз с ним и ручей. Решили люди - гиблая та, чёрная вода. И, чтобы оставался он закованным в лёд, бродили по холодной пустыни стражи. Сменили их дети уже, детей их дети, забыли скитальцы, что таят их снега, но всегда с ними была Ведьма, одна из испивших воды, которая знала всё и тайну лишь с собой делила.