— Наши уходят…
Сергей, австриец и машинист — все подошли к двери. Через шахтный двор, царапая низкое небо примкнутыми штыками, уходили дружинники. Строй был неровный, шли и по двое, и по трое в ряду, провожаемые несколькими женщинами и пацанами.
Под эстакадой появился Роман. Решительно приминая сапогами грязный снег, направился к слесарям. Остановился возле открытой двери подъёма, рядом с Сергеем, хмуро смотрел на уходящих дружинников. Когда они скрылись за артельными балаганами, повернулся и вошёл в здание, как бы приглашая слесарей за собою. Переступив порог, внимательно осмотрел, что они успели сделать, постоял в задумчивости, потом, как бы очнувшись, сказал:
— Ушёл Четверуня… Под Щегловкой серьёзное дело заварилось. Между прочим, мне тоже хотелось бы убежать вместе с ними. — И пошёл к двери. Уже взялся за ручку, чтобы открыть, но задержался: — Постарайтесь побыстрее закончить… Да! Если у кого есть оружие, тут или дома — побросайте в шахту. Потом достанем. А то казаки у кого найдут — могут и повесить. Я знаю. Им такой приказ дан.
— И ты наган выкинул? — спросил Сергей, чтобы уколоть его.
— Я — управляющий, — сказал Роман и вышел.
А стрельба в степи всё ближе и чаще. Время от времени доносилась скороговорка пулемёта. Слесари работали молча, словно стыдясь друг друга. Только позвякивали ключи.
И вдруг длинная-предлинная пулемётная очередь послышалась где-то совсем неподалёку и не в той стороне, куда повёл дружинников Прохор. Посыпались хлопки винтовочных выстрелов. Слесари выбежали из помещения. Бой разгорался сразу за Назаровкой, за давно заброшенным Третьим номером или чуть дальше.
Снова появился Роман.
— Простудитесь, — заметил язвительно. — Машину раскидали, а кто будет собирать?
Вернулись в помещение, только работы уже не было. Прислушивались к звукам недалёкого боя, а он то затихал, то разгорался. У Сергея сердце как перед напастью — заиндевело от напряжения. Вдруг двери распахнулись, и через порог, шатаясь, ввалился рябой малый, волоча за собою винтовку. Он глотал воздух, как рыба на сухом, грязные ручьи пота стекали из-под суконной шапки. — Казаки… Щас будут!
Венька взял у него винтовку и сунул глубоко под машину, в окошко бетонного фундамента. Носком сапога затолкал туда же ворох промасленной пакли.
— Бери ключи и полезай наверх, — распорядился Сергей. — Венька, вымажь ему рожу мазутом… — Когда беглец взобрался на кожух машины, не дав ему успокоить дыхание, поинтересовался: — Что там? Откуда ваши?
— Мы на помощь юзовским шли. Они под Щегловкой отбиваются от казаков. С Листовской…
— Шурка где? Командир ваш, Чапрак, где? — выкрикнул Сергей.
— Теперь разве скажешь? — растерялся рябой. — Мы обогнули террикон Третьего номера… нашего, Назаровского, а он: «Стой!» — говорит. Казаков увидел. Он первый их углядел. Мы могли бы за старым терриконом отсидеться. Они на рысях шли — тоже, видать, туда, своим на помощь. Я думаю, это сотня с Чулковки…
— Где Шурка, у тебя спрашивают?!
— Да почём я знаю! Он сам не захотел пропустить казаков. Сказал, что они с тылу могут там, под Щегловкой, много наших порубить. Пристроил пулемёт и чесанул. Много побил сразу… А когда они по степи рассыпались, то зашли на нас с двух сторон. Спешились, конечно. Пошли у нас убитые… Много ребят… Ну, он и приказал отступать.
— А сам?
— Почём мне знать? — взмолился рябой, всё ещё с опаской посматривая на двери. — Сначала остался лежать с пулемётчиком, чтобы дать нам отойти, а потом… Ну как я могу знать, если бежал — свету не видел! — чуть не плача, воскликнул парень.
Сергей пинком открыл дверь и выскочил вон. Добежал до парокотельной, выбрался на её задворки. В заснеженной степи виднелись несколько деревьев на поселковом кладбище, а дальше, до самого террикона Третьего номера, выпятила белую грудь степная целина. Что там произошло? До рези в глазах всматривался он в степь, где-то вдали мерещились ему чёрные пятна: может, это и есть побитые шахтёры с Листовской? Но напрямик не побежишь, едва только выйдешь к кладбищу, тебя увидят, как таракана на белой скатерти.
Скатившись с кучи золы, он побежал в балку, Это левее, стороной, там, вверх по ручью, можно добраться до вентилятора и ещё дальше, почти до Второго. Во всяком случае, оттуда можно больше увидеть. В балке снегу намело больше, его сюда сдувало, скатывало с поля. Он нависал с правого склона, как вылезающее из дёжки тесто. Сергей перебрался на левый склон и по нему, проваливаясь, но не набирая в голенища сапог, пошёл вдоль склона. Спешил, нервничал и едва удерживал себя от того, чтобы вылезть наверх и во всю степь, сколько есть силы, закричать: «Братка-а!»