Мы бродили по старому парку, по застывшей мостовой, по набережной недавно вырытого канала и вдоль ярко мерцающих витрин магазинов, у которых я восхищённо замирала и задавала Джастину вопросы о той или иной вещи.
В конце концов, Джастин привёл меня в вечернее кафе. Время было не такое уж позднее, всего-то девятый час. А на улице уже давно стемнело.
Друг усадил меня за столик, заказал две чашки капучино и печенье. Я с наслаждением пила кофе, грызла крохотные крекеры и слушала Джастина. Тот рассказывал о доме, о планах на Рождество, о своей семье, братишке-магле. Рассказал о школе, в которую он ходил до Хогвартса. Я с немалым изумлением узнала, что раньше Джастин жил на площади Гриммо около моего дома, а теперь жил всего в паре кварталов. Потом я стрясла с него обещание видеться летом чуть ли не каждый день. Мальчик не возражал и даже сам был рад дать мне такое обещание.
После мы какое-то время молчали. Джастин заказал чаю и печенье, а я смотрела в окно весьма рассеянно. В домах зажигался свет, прохожие спешили поскорее прошмыгнуть к своим квартирам, снег идти перестал, рассеялись тучи, расправил тёмные крылья небосвод. Я не любила небо в городе. В Хогвартсе, за городом ночь озаряется миллиардами сияющих звёзд и одной холодной бледноликой луной. В городе же звёзд почти нет, их не видно за высокими домами, за светом фонарей. Город не лишён ночного очарования, нет. Но именно за городской чертой раскрываются тихие звуки, романтика тьмы, даже тонкий аромат, что приносит ветер. Люди не умеют ценить ночь, не умеют её чувствовать. Для них это всего лишь время суток, когда солнце уходит за горизонт, когда становится темно и нужно ложиться спать. И когда только начинается жизнь. Но люди дневные существа в большинстве своём, они и сами не знают, чего лишаются. Но это их беды. Задумавшись, я не услышала того, что говорил Джастин, пришлось переспрашивать. — Я сказал, что ты великолепно сегодня выглядишь, — смущённо повторил он. — У вас праздник? — Ну… я бы не сказала, — мрачно ответила я. — Скорее званый вечер. — Вы с Сириусом их явно не любите, — заметил собеседник. — Они нам как кость в горле. — Немного подумав, я решила предупредить его. — Джастин, выслушай меня очень-очень внимательно. В мире магов сейчас неспокойно, мы стоим на пороге магической войны, и инициатор этой войны сейчас в нашей гостиной вербует сторонников. Они хотят истребить маглорождённых и подчинить себе маглов и вообще весь мир в целом. Очень прошу тебя, будь осторожен и береги свою семью. — Но… ведь в Хогвартсе мы в безопасности, — неуверенно протянул он. Мне пришлось рассказать ему о нападениях, о разговоре, подслушанном в Хогсмиде. Джастин слушал молча. Под конец моего монолога он кивнул и пообещал беречь себя и близких. Мы снова примолкли. Я посмотрела на часы. Двенадцать. Пора бы и домой возвращаться. Молча посмотрела на Джастина, тот кивнул, расплатился, и мы ушли. Джастин проводил меня до калитки. Прощаться не хотелось, но он итак задержался на улице допоздна, что противоречило данному мне обещанию. Я запретила ему подходить к калитке, когда меня нет рядом, упомянув мать, которая и прибить может. Он кивнул, мы попрощались и разошлись. Гости уже ушли, только на кухне сидел дядя Альфард, потягивая чай. Рядом сидел ёрзающий на стуле и донельзя весёлый Сириус. — Представляешь, нас дядя может забрать на все каникулы к себе домой! Здорово, правда? — вскричал он, едва за мной закрылась дверь. — Потрясающе! — искренне воскликнула я. — А мать не против? — Да после сегодняшней выходки она будет только рада, если мы сгинем с глаз её долой. — Да и если я сгину за компанию, — подал голос дядя, вытирая седые усы салфеткой. — А Регулус? — Он останется, сам отказался ехать, ну, а я не стал настаивать. — Ну и фиг с ним! — весело крикнул Сириус. — Сириус! Он твой брат! Нельзя же так! — с укором заговорили мы с дядей. — Я буду рада провести с тобой каникулы, — улыбнулась я Альфарду. — Ну, на Рождество у меня немного другие планы, но расскажу дома. У этих стен много ушей, — он махнул тростью в сторону голов домовых эльфов, красовавшихся на лестнице. — А пока бегите собирать вещи, прощайтесь и выходите. Я жду на заднем дворе, мы аппарируем. Я побежала наверх. Упаковать вещи на десять с лишним дней за полчаса… Для этого нужно постараться. А ведь нет! Придётся сразу брать с собой барахло в Хогвартс. Короче, я просто бегала по комнате и кидала в чемодан всё, что под руку подворачивалось и было мне мало-мальски нужно. В итоге собралась за сорок пять минут. К слову, Сириус собирался дольше! Пришлось ещё задержаться, написать Джастину. Мы с ним панировали погулять в сочельник. Однако в итоге я обнялась с Регулусом, махнула рукой Кричеру и была такова.
— Итак, дорогие племянники, — торжественно произнёс дядя Альфард, когда мы оказались на кухне его особняка. — Естественно, эвакуировать вас из родных пенат была не моя идея, но мне она чрезвычайно симпатична. Дело в том, что мне написала одна моя дальняя родственница, дочь тётушки Дореи, и попросила посодействовать. Сказала, что Сириус и её сын очень и очень дружны. — Дядя подмигнул племяннику.
— Вау! Джим?! Неужели? Да ладно?! — Сириус запрыгал по кухне на одной ножке, восторженно хлопая в ладоши. — Блин! Это же просто восхитительно! Спасибо, дядя! — Поздравляю, — улыбнулась я ему. — Значит, мы, дядя, отправим Сириуса и отметим Рождество вдвоём. — Как? — нахмурился Альфард. — Ты разве не поедешь к Поттерам? — Просто мы с Джеймсом не то чтобы очень дружны, — я пожала плечами. — Ну, у тебя наверняка есть друзья, к которым ты могла бы съездить? — Конечно, напиши Лине! — поддержал дядю Сириус. — Мерлин! Сириус, ты же понимаешь, что там Эд и… — И что? Я каждый год приезжаю домой на два месяца, хотя там мать с отцом. Так что тебе пару недель переждать это раз плюнуть. — И то верно, — кивнула я и пошла за письменными принадлежностями. Когда дядина сова скрылась вдали, Альфард заявил, чтобы мы переночевали у него. «Пока ждёте ответа, выспитесь, да и старику будет приятно провести ночь и утро в компании с племянниками». В дядином доме было уютно и прохладно. Нет, отопительные системы там были. Просто в поместье преимущественно были большие окна, нежели стены. Поэтому по дому свободно гулял сквозняк, завывая в щелях и хлопая дверьми. В отличие от матери, дядя не любил нагромождения антикварно-династической мебели. Поэтому здесь царил лёгкий и светлый минимализм. Но, как ни парадоксально, поместье было очень уютным и комфортным.
Единственное, что выделялось в устройстве дома — кабинет нашего дедушки. Он любил помпезность и антиквариат. А ещё своих двух сыновей (Альфарда и Сигнуса III) и почему-то недолюбливал дочь (нашу мать). Наша бабушка умерла, когда Вальбурга была маленькой. Поэтому девочка росла в атмосфере неприязни и отчуждённости. Друзей не было, общалась только с кузенами и Сигнусом, отца ненавидела, Альфарда тихо недолюбливала. Думаю, в нашей семье так же, только мать любит одного сына, а отцу на всё как-то наплевать.
В дядином поместье мы бывали редко, зато каждый раз, словно впервые. — Эй, глянь! Она всё ещё висит! — крикнул Сириус из просторной гостиной. Я прошла к гостиной, где брат стоял перед большой картиной. В антураж она не вписывалась абсолютно: позолоченная рама толщиной с две мои ладони, мрачные тона и высота как две меня! Брр! На картине был изображён весьма пожилой мужчина, обнимавший за плечи двух юношей, почти пересёкших рубеж совершеннолетия. Рядом с ними стояла молодая девушка с очень красивыми чертами лица, аккуратным носом, бледной кожей и длинными чёрными волосами. Дяди и дед, которого мы только на картине и видели, дружелюбно помахали нам руками, мать кривила губы, как обычно. Холодок пробежал по спине. Люди на этой картине были до ужаса похожи на нас: Сириуса, Регулуса и меня. Только повзрослевших. — Никогда не любил эту картину, — сказал дядя, подходя к нам. — Но делать нечего, пришлось оставить её здесь по воле отца. Ну, еще из-заклятья вечного приклеивания. — Конечно. Если бы я не упомянул это в завещании, ты картину бы выкинул. А так меня хотя бы внуки увидят, — заметил дед с полотна. — Брось! Она мрачная и даже не вписывается в дизайн комнаты! — Сам виноват, что затеял этот глупый ремонт! — Я бы не затеял, если бы… — Вот ты веришь, что эта миловидная девушка — наша мать? Я нет, — шепнул мне Сириус, пока дядя спорил с картиной. — Нет. — Я передёрнула плечами. — Она на тебя чертовски похожа. Просто один в один! — Надеюсь, только внешне. — Ответила я, отходя к окну. Появилась домовая эльфиха, сумев пресечь дядины препирательства и напугать меня одновременно. Она показала нам с братом наши комнаты и спешно удалилась. Комната была скромнее, чем на Гриммо, но намного уютнее. Я быстро переоделась в пижаму, нырнула под одеяло на узкую, но чертовски удобную кровать и погасила свет. Однако, несмотря на насыщенный день, заснуть я не могла. В голове с громким стуком перекатывались тяжкие мысли. Больше всего мне хотелось выкинуть из головы весь этот хлам, но это не так-то просто. Меня снова мучили мысли о нашем с матерьюве. О том, что, как ни крути, но я Блэк, а значит и человек с конкретным сдвигом по фазе. Я боялась, что та, кем я являюсь сейчас, это всего лишь образ. Маска, если угодно. А вдруг через несколько лет я стану такой же, как Вальбурга? Я могу отгородиться от кого угодно, могу спрятаться от чего, но только не от себя. Что если эта вся блэковская чернота и спесь выползут наружу? Что если мне чистота крови станет важнее, чем дружба? А ведь наверняка настанет такой момент, когда ради других мне придётся жертвовать собой. Не физически, хотя и такое возможно, а морально. Ведь самый опасный противник это ты сам: как бы хорошо себя ни знал, ты не сможешь совершить критический удар по характеру, потому что занятие самобичеванием — самое бесполезное, болезненное и неблагодарное занятие. И тогда идёшь на уступки своей тёмной натуре, скверному характеру, но, как бы ни старался держать себя в узде, ты не сможешь сдержать самого себя. И тогда можно лишиться всего. А самое страшное — потерять себя. Есть такие люди, которые могут с лёгкостью взять себя в руки, обуздать скверный характер и засунуть свой темперамент своей тёмной натуре в задницу, но таких мало. Да и счастливы ли они, если им пришлось полностью себя переменить? Вот с такими тяжёлыми и бредовыми, но страшными мыслями я и уснула. Во сне я бегала за Линой, Лили, Ремусом и Джастином, пытаясь убить их. Понятное дело, что проснулась я с воплями, вся в слезах и в холодном поту. Пока не услышали Сириус и дядя, я поспешила в ванную. Когда я оттуда вышла, в окошко спальни с тихим треньканьем когтями стучалась сова. Я открыла окно, отвязала письмо, позвала домовика, чтобы тот угостил чем-то сову и развернула листок бумаги. Лина писала, что будет только рада, если я приеду. Ну, а Эд нам не помеха. Счастливая я быстренько оделась и побежала вниз, где уже сидели обитатели дома. — Поздравьте меня! Я буду мотать нервы и мозолить глаза Лафнеглу всё Рождество! — объявила я на пороге столовой. — Поздравляю, — прочавкал брат, набив рот оладьями с джемом. Я брезгливо поморщилась и села около дяди. — Только есть проблема. Лина пишет, что у них нет камина. Зато она дала мне свой адрес. — Ну, это-то как раз не проблема! — отмахнулся Альфард, не отрываясь от «Ежедневного Пророка». — Сириуса отправим и вызовем тебе «Ночной Рыцарь». Ого! Это же моя мечта прокатиться на «Ночном Рыцаре»! Сириус завистливо вздохнул. Да, нам-то мать никогда не разрешит путешествовать ТАК. Не аристократично! Зато теперь мне предстояла поездка на этом автобусе!