— И… всё?
— Ну… всё. У меня опыта в этом не больше, чем у тебя. Я только книги читала. Ну, всё, иди, он уже уходит.
Я обернулась. Ремус и Мародёры уже встали и выходили из Большого Зала. Сириус кротко зыркнул на меня, скорчив рожицу.
— Пожелай мне удачи.
— Удачи, — она скрестила пальцы на обеих руках. — Потом расскажешь!
— Всенепременно, — бросила я. Потом протянула руку и щёлкнула дважды. Байнс, каркнув, сел мне на плечо. — Умница. Эй, Ремус!
Парень обернулся. Ой… он действительно выглядел немного грустным. Хотя у него всегда глаза чуть печальные. Мне это всегда нравилось в нём.
— В общем, нам надо поговорить, — выдохнула я.
— Марс! — прокричал ворон. Ремус улыбнулся.
— Ты выглядишь эффектно. Вчера кот и канделябр, сегодня ворон на плече. Завтра придёшь с живой змеёй?
— Хорошая идея, но зверинец я не потяну, даже со всем блэковским наследством.
— О чём ты хотела поговорить? — спросил он.
— Эм… прогуляемся до совятни? Я туда Байнса отнесу.
— Ну, давай. Ребят, вы идите, — сказал он остальным.
Мы, молча, дошли до виадука. Ворону в этот момент показалось, что тут можно оставить нас наедине. Пришлось остановиться. Кажется, Ремус меня тут и поцеловал.
— Тут хорошее место, — улыбнулась я.
— Ты хотела что-то сказать, — напомнил Люпин, прислонившись к деревянному столбику.
— Хотела. Дай только собраться с мыслью, — сказала я, глядя на озеро, занесённое снегом.
— В общем… Ремус, я хотела просто сказать, что много думала о наших взаимоотношениях. Чёрт. Не умею говорить. В общем, ты мне нравишься. Очень. И давно. Но я совершенно не знаю, как вести себя во…взаимоотношениях.
— Марисса…
— Подожди, я только с мыслями собралась, — отмахнулась я. Потом только до меня дошло, что я сказала, и я расхохоталась. — Обычно это ты так говоришь.
— Ну, да. — Ремус улыбался до ушей. — Я рад это слышать, правда.
Я смущённо опустила глаза на свои руки. Ну вот. Я растеряла все слова, которые хотела сказать. Разбежались, как тараканы при свете.
— Честно говоря, я не знаю, как сказать тебе, что чувствую. Я даже не знаю, как себе это объяснить, а у меня ведь неплохой словарный запас. На самом деле, я в ужасе. Нет-нет, не подумай, не из-за тебя. Я боюсь всё испортить, боюсь казаться глупенькой маленькой девочкой…
— А что в этом плохого? — спросил Ремус. — Ты выглядела бы очаровательно.
— А вдруг я всё испорчу?
— Марисса, ты хочешь со мной встречаться? — спросил он в лоб.
— Да, — я подняла на него глаза. — Да, хочу хотя бы попытаться. Я понятия не имею, что да как… Но мне же нужно учиться. А ты хороший учитель. Чёрт, цинично прозвучало! Кстати, я же приличная девушка! Мне нужно одобрение отца или старшего брата! И вообще…
Я не договорила. Ремус меня обнял и крепко прижал к себе. Сердце плясало чечётку, на душе было тепло и… мило. Именно мило.
— Но мне всё равно нужно одобрение старшего брата! — улыбаясь до ушей, сказала я.
— Я думаю, он одобрит, — сказал он, положив подбородок на мою макушку. — Только можно сделать одну глупость до того, как твой брат даст одобрение?
Я изумлённо посмотрела на него, подняв голову. Ремус наклонился и поцеловал меня. Не так, как два месяца назад, не спешно и комкано, а аккуратно и мягко. Губы у него были мягкие, тёплые, а на вкус… Я даже не знаю, с чем можно было бы сравнить… Я непроизвольно ответила на поцелуй. В душе словно фейерверк взорвался от восторга. Я была счастлива. В кои-то веки.
Нас прервал одобрительный вопль и свист. Я обернулась. От замка к нам шли Мародёры.
— Грубияны! — фыркнула я. Ремус засмеялся и поцеловал меня в лоб.
— Это ещё что такое? — деланно возмутился Сириус. — Ремус Люпин! Я вверил тебе свою младшую беззащитную сестрёнку, а ты тут её тискаешь! Стыдно, сэр!
— Это вовсе не я! — поддержал игру Ремус. — Она первая меня поцеловала!
— Лжец! — надулась я. — Вот обижусь и наябедничаю старшему брату!
— Сэр, я прошу у вас позволения гулять с вашей сестрой! — торжественно произнёс Ремус.
— Гулять! И только! Никаких бесчинств! — Сириус назидательно поднял вверх указательный перст. — Я слежу за вами, мистер!
— А меня спросили? — возмутилась я.
— А девочек не спрашивают, — брат показал мне язык.
— Пойдём в замок, мне холодно, — пожаловался Джеймс.
— Я хотела отнести Байнса в совятню, но он куда-то улетел…
— Прилетит. А теперь в замок. А то простынешь.
Комментарий к Часть 34. (Как-то неумело) (просто история уже затянулась)
((Напоминаем: ваше мнение очень важно для нас! Не забудьте про отзыв. Вы можете сделать этот фанфик лучше))
====== Часть 35. (Гнев) ======
На следующий день по школе расползся слух о нас с Ремусом. Больше им судачить не о чем, из замка дальше Хогсмида не выпускает директор, а дальше двора не выпускала метель. Вот шатаются ученики по Хогвартсу, сплетни и простуды разносят.
А я была в кои-то веки счастлива, мне было плевать на остальных. Хотя, честно говоря, я ожидала немного большего от так называемых отношений. Это смахивало на дружбу с частыми объятиями, редкими поцелуями в щёчку и перманентным счастьем, тепло тлевшим в груди. Лина завистливо вздыхала, Сириус то и дело довольно усмехался, Джеймс тоже был доволен, Питер впечатлениями не делился. А Ремус словно расцвёл. Мы вместе проводили как можно больше времени. Но да ладно, моё счастье это неинтересно.
Что же было плохое? Лафнегл. Эд срывался на меня каждое утро, день и вечер. Орал, словно злобный Цербер на кусок грешника. Я старалась отвечать как можно достойнее, изредка срываясь на крик. Я уже устала его ненавидеть, но он обстоятельно пытался это исправить. Каждую ночь я ложилась спать с мыслью, что один из нас рано или поздно убьёт другого. А в душе зрела обида. Тяжёлая, густая и чёрная, как перезрелое яблоко. Порой до слёз, порой до кислого привкуса во рту. Я изо всех сил пыталась с собой справиться, я устала, но не могла ничего поделать. И понимала, что эта обида неизбежно вырвется в один прекрасный день. Гневом ли, слезами ли, криком или состоянием аффекта, я не знала. И не желала знать.
Но неизбежность не была бы неизбежностью, если бы её можно было избежать (как же запутано…). В последний вечер рождественских каникул я возвращалась с прогулки с Мародёрами по Хогсмиду. Мы были с ног до головы мокрыми после купания в снегу и счастливыми после тёплого сливочного пива. В руках у нас были кульки с товарами из «Зонко» и «Сладкого Королевства». Я чувствовала знакомое тепло в груди, держась с Ремусом за руки. Но уже у двери в башню моё счастье улетучилось, словно воздушный шарик: из гостиной слышалась брань родственников Лафнеглов.
С тяжким вздохом я вошла. В гостиной Рейвенкло весь факультет окружил Линару и Эда, орущих друг на друга, как кошки в марте за территорию. Не помню, как это произошло, но я втянулась в эту ругань. Я не знаю, что я тогда сказала, но до сих пор помню побелевшее от ярости лицо Эда, полные гнева остекленевшие глаза, плотно сжатые губы и… кулак, пришедший мне в лицо. Я отлетела в сторону, чьи-то руки не дали мне упасть. Из разбитого носа хлынула кровь. Красная пелена застлала мне взор, я вскочила и вцепилась ногтями в белобрысые волосёнки недруга. С силой я пихнула его в сторону, он повалился, ударился об стол и схватился за голову. Я не дала ему оклематься, снова бросилась на него. Но среагировал Эд молниеносно, ногами лягнув меня в живот. Я схватила его за ногу, но не удержалась и упала, задыхаясь. Эд схватил меня за шею, но я укусила его за ухо, сильно стиснув челюсти. Он взвыл и стряхнул меня, я попыталась ударить его ногой в живот. Тогда уже Эд вскочил, схватил меня за волосы, приподнял и отшвырнул. Я ударилась головой об стену так, что в ушах зазвенело. Я сползла на пол. Злость тут же куда-то делась, только обида. Сильнейшая обида, от которой встаёт в горле ком, на глаза наворачиваются слёзы, а тело бьёт дрожь.
— За что ты меня так ненавидишь? — прошептала я, справляясь с болью. — Ты с первого дня, с первой встречи ты меня оскорбляешь, унижаешь, кричишь на меня… Что я тебе сделала? Всё, что я делала, говорила — я защищалась от твоих нападок. Но ты не прекращал, ты только продолжал меня топтать и вредить мне. За что ты меня ненавидишь, Эд?!
В гостиной повисла тишина. Такая густая, что её можно было ножом резать, такая звенящая, что колокольный звон казался мерным жужжанием. Мой вопрос остался без ответа. Я просто сидела на полу, обливаясь слезами и кровью, глядя на Эда. Тот молчал, опустив голову и избегая смотреть на меня.