- Ты лучше всех, Бестия. Как и всегда, – скалится обаятельно, стиснув зубы, чтобы не послать ее нахуй, Джонни. Ностальгия сразу переплавляется в еле контролируемый гнев, бросается жаром в лицо. В этот раз, как ни странно, просто поразительно и необъяснимо, хлестко брошенная язвительность почему-то достает его цепким укусом до самых печенок. Она, блять, заебала трепать имя пацана. Но он дышит, терпит и щерится – все по заветам Ви. Только почему-то нихуя не помогает. Пацана, правда, тоже не всегда выручало.
Знаешь че, Ви? Нахуй эти твои медитации, мантры и буддистские приблуды. Только бесит еще больше.
Качнув яростно головой, так, что серебристые волосы на миг падают на глаза, Бестия прерывает связь, а Джонни наконец-то перестает улыбаться, как блаженный ебанат, чувствуя, что сводит челюсти, тушит окурок в переполненной пепельнице – тот почти обжигает ему пальцы. Тут же тянет новую сигарету из пачки и щелкает зажигалкой, задумчиво вперясь в потолок и покачивая носком казака.
Звонки и сообщения низвергаются потоком – Мисти, мама Уэллс, Виктор, Джуди, Сол, честь-мундира-Уорд, черт знает кто еще. С силой смяв и с ненавистью отбросив опустевший пластиковый стакан из-под кофе в угол, Джонни вырубает доебывающие оповещения и на секунду сгибается, спрятав лицо в ладонях. Трет щетинистые колючие щеки, глядя в грязный пол, стараясь без всяких пизданутых медитаций просто глубоко дышать – дается нелегко. Эта гребаная лавина заставляет сердце сжаться, на момент Джонни осознает Ви сумасшедше, реалистично живым. На какую-то плывущую совершенно неадекватную секунду появляется даже знакомое побуждение окликнуть пацана в их общей башке, сказать, что тут его хотят неимоверно, затрахали уже, пусть перестанет ебланить и ответит.
Но Ви нет. Он один.
Блять. Хватит.
Первый этап прошел как по нотам, увенчался успехом. Джонни уверен, если бы он ничего не предложил Бестии, она послала бы его нахуй с огромным удовольствием, даже несмотря на старые грешки, историю с Атлантидой и его роль в освобождении ее изящной шеи от блядского шипованного смэшерного ошейника. Свой поводок он отстегнул от нее сам, когда готовился уйти за Заслон и подбивал долги. Теперь приходится работать с тем, что имеется по итогам.
Как бы Бестия ни выебывалась, но они снова связаны. Надо просто дать ей немного выдохнуть и прийти в себя.
Друзей и знакомых в дивном новом мире у Джонни не то, чтобы толпа. Да че уж там, ровнехонько можно подсчитать по двум свежепротезированным пальцам левой руки. Бестия и Керри – вот и все его связи.
В этом городе, если ты один – тебе пизда. Джонни когда-то так сказал Ви, и это самая что ни на есть правда.
Звонить Керри Джонни и хочется, блять, и колется. С одной стороны – Кер ему бывалый лучший друг. Пожалуй, он единственный, по кому Джонни даже скучал. С другой стороны – охренительные новости о том, что Керри, оказывается, исстрадался, мучаясь в его, сука, тени… Ну что за подростковый пиздец, серьезно? И в мыслях не было никогда соревноваться с идиотом или как-то задвигать его в угол… Их цели были абсолютно разными: Джонни посредством слов и музыки хотел наебнуть гнилой мировой порядок, заставить всех наконец-то очухаться от своего сладкого, блять, сна и посмотреть реальности в глаза, начать хотя бы немного шевелить мозгами; Керу же была важна музыка сама по себе, как самоцель, как самовыражение… Блять… Ну да, окей, наверное, стоило признать, что в рамках одной группы с такими глобальными идеями им было тесновато.
Но теперь-то делить им нечего, разве не так? Кер хапнул все свои охуительные необходимые ему вершины – звезда, блять, мировой величины, один в свете софитов, все ссутся от восторга и требуют автографов, а Джонни… Джонни в полной заднице. Пока. Ненадолго.
Он зло ухмыляется и набирает номер. Ничего, как-нибудь звезданутый чумба сдюжит новости. Уж на своих-то витках… Кер мужик, конечно, ебанутый, но стойкий.
- О, здаров, Ви! – голос Керри бодрый, довольный, энергичный. Звонку он явно рад, частит словами, как под неофеном, как с ним обычно и бывает, когда ему приятен собеседник. Весь прям искрит, разрывается, блять, от желания поделиться, вывалить все, что накипело. Ничуть не тяготится событиями последней встречи. Да и с хуя ли бы? Подкатил на адреналине, не выгорело, да и похуй, общаемся дальше. – Я тут как раз…
- Это я, Керри, – вкрадчиво и спокойно обрывает чумбу Джонни. К Керу по поводу поцелуя с Ви у него никаких счетов нет, не вина Керри, что пацан у Джонни траченый и с заебами. Забыли. Они забыли об этом происшествии. Он сам сказал об этом Ви.
- О как, бля… – озадачивается и даже как бы огорчается его чум. – Ну привет, Джонни.
- Гляжу, от радости прям воссиял, – язвительно ухмыляется Джонни. – Трогательно до слез.
- Слышь, мне дохлые друзья не каждый день звонят. Так уж, блять, повелось, что ежели кто обнулился, то лежит себе спокойно и не выебывается, – не остается в долгу Керри, щуря подведенные яркие голубые глаза. Трет переносицу так, словно у него башка болеть начинает. – Но тебя общепринятые правила никогда не касались, Джонни, ага.
- Эт точно. Я такой один, – соглашается Джонни. Предъява такая себе, потому что он не просил, чтобы его записывали на биочип энграммой, чтобы Ви пихал себе в разъем что ни попадя. Не вызывался убивать пацана, перекраивать мозг, занимать его место. Не по своей воле он вылез из ебаного чистилища. Но вышло так, как вышло. Пиздец.
- Ты че хотел-то? И когда Ви будет на связи? – забавно, но судя по интересу его старого чумбы, Ви и ему умудрился запасть в душу, хотя Керри, вечно окруженный тесной пестрой толпой знакомых, в выборе друзей требователен и осмотрителен. А тут, поглядите-ка…
Ох, блять, Ви…
Хватит.
- Не будет его на связи, – роняет Джонни, затягиваясь и сжимая челюсти, которые от постоянной нагрузки уже начинают ныть, серьезно. – Тут теперь только я.
- Че? – срываясь в глобальный ахуй, Кер распахивает темные ресницы и склоняется неверяще вперед. Переварить инфу разом не может, хмурится и качает головой. Не понимает. Джонни тоже до сих пор не понимает, ага. – Эт как, блять, так?
- Ушел за Заслон, – через силу Джонни сглатывает. Возвращается мигом в палящий пустынный жар, во рту пересыхает, на зубах скрипит песок, пот проявляется на висках. Все внутри сворачивается узлом и обваливается куда-то вниз. Думать об этом тяжело. Озвучивать – просто непередаваемый пиздец. Внезапно заходясь в бешенстве от этих эмоциональных скачков, Джонни зло и упрямо выдыхает, мстительно и почти с наслаждением убивая себя вновь. Реально, ощущения – как от выстрела в башку. – Оставил тело мне.
- Ебануться… Ты, сука, шутишь или как?! – с силой втягивая воздух, Керри непроизвольно повышает голос, выпадает в осадок окончательно. Злится, не верит, не может осознать, концы с концами не сходятся, судя по всему. – Как так вышло?! Ты ж его…
А вот этого говнища Джонни слышать не хочет, не желает, в пизду такие разговоры, нахуй все это нужно. Успевает рубануть связь прежде, чем Кер озвучивает эту херню. Ловит, блять, вовремя по его ебанутым голубым глазам, по выражению искреннего лица, до того, как чум необдуманно открывает пасть. Никогда, никогда Керри, сука, не думает, прежде чем спиздануть. И полвека его, как горбатого, не исправили, не научили затыкаться до, а не после.
Тяжело дыша, с трудом втягивая ставший невыразимо густым воздух в легкие, Джонни откидывается на спинку дивана и, пробуя успокоить заходящееся в пизданутом ритме сердце, смотрит на мерно вращающиеся лопасти. Отчаяние и ярость нагнетаются внутри с каждым оборотом вентилятора, словно наматываются на катушку, заставляя подрагивать каждую мышцу, заполняют его, разрывают изнутри. В глазах темнеет и Джонни кажется, что вот-вот произойдет что-то страшное, если он не позволит этому ебаному безумию пролиться вовне, покинуть тело. Почти воочию он видит, как ходят ходуном стены, как потолок расчерчивают ломаные широкие трещины, сыпется бетонная пыль. Весь мир крошится на части и опадает в горячую жадную бездну.