В голове мантрой бесконечно билось болезненным пульсом: «Завтра. Завтра. Завтра. Завтра». И было бы очень неплохо остановить это ебанутое огненное шипастое колесо, накатывающееся на него неотвратимо, словно в ужасающем ночном кошмаре, потому что Сильверхенд начинал задумчиво и оценивающе на него поглядывать с пассажирского сидения. Наемник нервно стиснул руль вспотевшими ладонями, ярко и остро осознавая: рокербой слышит его мысли. Читает их. Улавливает. Но пока еще не знает, нет.
Припорошенное песком дорожное полотно улетало под капот, сливаясь в слепящую ленту. Сухой, пахнущий нефтью воздух врывался в приоткрытые окна тачки. Бесконечные Пустоши потоком скользили мимо. Джонни молчал. Слава богам.
«Завтра» не подходило. Слишком, блять, очевидно. И Ви, буквально пару секунд протупив, не без проблем продрался через мысль из разряда «Только, блять, не думать о белой обезьяне» и переключился на прочно поселившийся в его голове и зациклившийся намертво за последние пару дней припев Chippin’In.
«C-can you feel it?»
Завтра. Чувствуешь?
«Can you touch it?»
Завтра. Осязаешь?
«Get ready ‘cause here we go».
Завтра. Готов ты или нет – никого не ебет, но завтра все начнется.
Наконец-то отвернувшись, рокер лениво перевел взгляд на стелющиеся мимо пустынные пейзажи. Отняв одну руку от руля, соло как можно торопливее извлек из кармана джинсов подтаявшую капсулу омега-блокаторов и, не мешкая ни милисекунды, чтобы не дать мыслям оформиться, закинул ее в рот, моментально глотая. К худу или к добру, но омерзительное блядское дело было сделано. Ви резко, с пробуксовкой остановил тачку, припарковавшись у обочины. На лицо его неумолимо и мучительно наползала краска стыда.
Сильверхенд успел обернуться и взглянуть на него, удивленно и красиво изогнув темную бровь над авиаторами. Наемник четко видел, как чуть приподнятые до этого уголки жестких губ рокербоя поползли вниз, как появилась поперечная знакомая морщинка на переносице. А потом Джонни пропал в резких, сопровождающихся отвратительным скрежещущим звуком, исказивших его очертания помехах, не сказав ни единого слова.
Скрестив руки на руле, Ви бессильно уронил на них голову, уткнувшись лбом в предплечья.
Ебаные святые угодники, а что бы ты сделал, если бы рокер был живым, а? Разблокировал бы дверь с его стороны и выкинул его нахуй на полном ходу? Охуячил бы битой до бессознанки? Траванул бы наркотой до отрубона? И все ради того, чтобы он не узнал, о чем ты собираешься думать, ссыкливый слабак? Заткнись, всех несуществующих богов ради, заткнись! Ты ни черта не понимаешь!
Соло сидел несколько минут крепко зажмурившись, до разноцветных пятен под веками, а потом распахнул обреченно сухие глаза, глядя себе под ноги, различая на коврике каждую песчинку, натащенную подошвами в салон; каждую царапину на своих кедах. Мир поблек, но одновременно все грани и линии предметов отрисовались угрожающе остро, раняще. Тошнило, дышалось тяжело, сдавленно, с сипом.
Хотелось выпрямиться, облегчить дыхание, отлепиться от руля, но неподъемное чувство вины давило на загривок, на лопатки, на спину, заставляя оставаться в согнутом положении. То, что сделал Ви, было необходимо сделать. Для самого Сильверхенда и для их общего блага. Да, по установившемуся между ними негласному джентльменскому соглашению жрать блокаторы или псевдоэндотрезин без предупреждения и согласования было подло, не по-пацански, неуважительно. Предательством это было – вот чем.
Если делаешь, то хотя бы не ссы называть вещи своими именами, мелкая ты сучья душонка!
Наемник скривился и сжал челюсти до желваков, ощущая, как в сердце колюче ткнулась огромная зазубренная игла, вошла глубоко, да там и засела. Тогда, в сортире «Красной грязи», рокербой взял с него слово, добился клятвы, что Ви не допустит больше мыслей о том, чтобы отдать Джонни тело, о том, чтобы сдаться, оставить все как есть. Вынудил не сметь ставить его жизнь выше своей. Объяснил, сука, почему. И это, блять, было доходчиво и понятно! Для рокера была невыносима мысль о том, чтобы занять чье-то сознание. Чье угодно. Это было для него самым страшным адом. И это исключало для соло размышления насчет любых планов по спасению Сильверхенда.
Рыпнувшись резко на водительском сидении, Ви содрогнулся в конвульсиях, сотрясших тело, и со всей дури шарахнул модифицированными кулаками по рулю. Не помогало, хотя металл штурвала чуть и погнулся, принеся хотя бы мизерную толику удовлетворения. Но растущая в нем отравляющая боль, ширящаяся бесконечно, растекающаяся ядом по всем капиллярам, была несравнимо грандиознее и голоднее. И тогда наемник внезапно сам для себя заорал без слов, страшно и яростно, изо всех сил, срывая голос на изнемогающий хрип, пытаясь извергнуть из себя хотя бы часть владеющего им безумия.
Ви выдрался из ремней безопасности, оцарапываясь о крепления, торопясь, понимая, что еще пара секунд, проведенных в этом салоне, где он привык видеть на соседнем сидении знакомую до каждой черты, до каждого жеста, фигуру, буквально заставят его сойти с ума, пиздануться необратимо, задохнуться насмерть, и вывалился наружу, падая на колени в пыль и песок.
Отполз унизительно на четвереньках на казавшееся безопасным расстояние, пачкая светлые джинсы, перевернулся и упал обессиленно на задницу, с тревогой глядя на оставшуюся в стороне Javelina. Надежная и уютная ранее тачка теперь ощущалась опасным монстром на обочине, готовым втянуть его внутрь, сжать теснотой салона, перемолоть в кровавый фарш. И соло был почему-то твердо уверен в том, что останься он внутри еще на несколько секунд, – выбрался бы он оттуда уже совсем другим чумбой. Возможно, бесповоротно пожранным киберпсихозом.
Вытянув дрожащими пальцами из пачки сигарету, Ви зажал ее судорожно кривящимися губами и прикурил, поднимаясь на слабо державшие его ноги, покачиваясь. Хотелось успокоиться, ощутив знакомый вкус и аромат, но… Наемник ухватил пальцами сигарету и уставился на нее озадаченно и непонимающе. Табак не имел ни вкуса, ни запаха. Дым продирал по сорванной поврежденной глотке как наждак, но не приносил с собой ничего сверх того. Ви снова затянулся в полную силу легких, даже закашлялся, но результата это не дало. Ни привычной горечи на языке, ни едкой вони в носу.
Солнце нагревало модно стриженную макушку, темную ткань футболки, выбивало влагу на коже. Соло стоял на безопасном от Javelina расстоянии и охуевал от внезапных новостей. Проведенные полевые опыты привели к тому же итогу: жвачка, извлеченная из кармана, была так же стерильна, как и сигарета. Ни туалетная вода, ни дезодорант на теле не пахли, как и его собственный пот. Мир его восприятия потерял две шестых, но Ви точно помнил, что буквально несколько минут назад, когда… ох, блять-блять-блять… когда Сильверхенд был с ним рядом, он чувствовал эту срабатывающую для него теперь как триггер смесь пороха, пота, кожи, металла и табака. Одно воспоминание об этом чуть не сбило снова наемника с ног, перекрутило все внутренности до спазмов. Не сдержавшись, Ви зажмурился и протяжно громко застонал в голос, словно раненое насмерть животное.
Нет, он не вернется к тачке. Ни за что, блять. Он уйдет в Пустоши пешком и там обнулится нахуй от жажды или Ржавых стилетов.
Было бы забавно, конечно, но данное им слово не позволяло ему и этого. Согнувшись, соло уперся ладонями в колени и внезапно рассмеялся от души, качая головой. Рокербой чудно и мастерски поймал его в ловушку. Смешно подумать: древний, как профессия проститутки, прием – ухватить мужика за язык, когда держишь его за яйца. Чем выше цели, тем более низкие средства используются в их достижении. Это настолько в духе Джонни! Ви расхохотался еще сильнее – до слез. Задыхался от смеха, держась за побаливающий левый бок. Все просто, сказал рокер: Сильверхенд уходит, Ви живет и бережет свою жизнь. Похуй, как там наемник все это устроит, частности рокербоя никогда не ебали. Главное, блять, замысел! Идея! Новый приступ смеха согнул Ви, заставив опуститься на нагретый солнцем камень, торчащий из песка, и отдышаться.