ALIVE: Морена?
Знакомый ник выскочил на экране, словно спасательный круг в бушующих черных валах.
MORENA: Помоги мне! Вытащи меня отсюда, пожалуйста!..
ALIVE: Я не могу. Я не Бог и не волшебник.
MORENA: Тогда хотя бы не уходи! Говори со мной, ладно? Где я? Что это за место?..
ALIVE: Я не знаю, где ТЫ. Но твое тело валяется в коме в одной из городских больниц. Вот уже вторую неделю.
MORENA: Кто ты? Почему ты один говоришь со мной?
ALIVE: С тобой пытались говорить и другие. Я нашел тебя в парке. Потом приходил в больницу и звал тебя, разговаривал. И однажды ты ответила. Я решил, что схожу с ума, когда услышал внутри себя твой голос. С другой стороны, если ты выживешь, пускай даже ценой моего безумия, я согласен на такой бартер.
MORENA: Отчего такая самоотверженность по отношению к совершенно незнакомому человеку? Если честно, меня это пугает и настораживает.
ALIVE: Я слышу тебя, а ты меня, и это не может быть случайностью или совпадением. Но давай поговорим об этом, когда ты выберешься. Если вспомнишь.
MORENA: Если выберусь…
Стены и потолок, залитые черными слезами, давят на меня все сильнее. Голова словно охвачена пламенем и набита дымом. Комнатка настолько сузилась, что мне не хватает пространства для полноценного вдоха и выдоха. Маленький мирок вокруг растворился в липкой тьме с запахом смолы и крови. Вот уже не стало ни ноутбука, ни стола. К счастью, мне не нужен больше монитор: слова Элайва я слышу непосредственно в своей голове.
— Расслабься, успокойся, не паникуй. Я здесь, я рядышком. Я не брошу, я обязательно тебя вытащу…
Мне страшно до одури, до полного оцепенения. Если б не этот негромкий мягкий баритон, я бы, верно, сошла с ума. Я раскачиваюсь из стороны в сторону — в такт болтающейся над головой сиротливой тусклой лампочке. Липкая тьма причмокивает, когда я касаюсь ее плечом или макушкой. Скоро-скоро она проглотит меня, я растворюсь в ней, как ноутбук, как окно и стены.
— Пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня… Я больше ни за что никогда так не сделаю! Мама, мамочка, пожалуйста, забери меня отсюда!..
Я вернулась в детство, в младенчество, снова стала маленьким напуганным ребенком, призывающим единственное известное ему спасение от всех бед.
— Не бойся, не бойся, не бойся, — держал меня голос, не давая забиться в конвульсиях ужаса, утратив искру сознания и надежды.
Липкий мрак уже окутал мое лицо, запутался в волосах, забился в ноздри. Неужели я вот-вот перестану быть? Растворюсь в нем, в его слезах, в его душе, такой вязкой и неотвязной, ставшей мне теперь ненавистной?..
— Вытащи меня!!!…
Я выбрасываю вперед руки в последнем усилии, разрываю плотную тьму пальцами… и встречаю теплую человеческую ладонь. Меня держат за руку, уверенно и крепко. Я даже вижу эту ладонь — с узеньким шрамом под указательным пальцем, с серебряным ободком 'спаси и сохрани' на безымянном.
Рывок — и тьма со всхлипом и плеском отпускает меня.
Я вижу свет, слышу биение своего сердца. И чей-то далекий взволнованный голос: 'Она очнулась!..' И другие голоса, звонкие, кажущиеся мне птичьими, и белые взмахи и всполохи…
* * * * * * *
— Знаешь, кто тебя спас?
Лицо у Таисии странное, незнакомое. Словно она в эти дни тоже побывала в коме, на пороге смерти. Или где-нибудь еще дальше.
Я не решаюсь смотреть ей в глаза и только киваю.
— Знаешь?.. Какой-то парень нашел тебя в парке. Забрел туда ночью — говорит, расстался со своей девушкой и бродил в тоске, а тут ты. Странный такой товарищ. Приходил каждый день, часами сидел возле тебя, молчал. Порой мы сидели с ним вместе, в полной тишине, с двух сторон. А как только стало ясно, что ты выкарабкалась, ушел. Телефон свой оставил, вот, на листке. Сказал, что можешь позвонить, если захочется.
— Таис, а у него случайно крыльев не было? И зрачки его ты не рассмотрела?..
— Нет, — она улыбается, но лицо остается странным и незнакомым. — На демона из твоих сказок он не похож. Светленький, глаза серые. В общем, не совсем в твоем вкусе.
— Жаль. Но я думаю, это мы как-нибудь переживем.
Она кивает…
Оставшись одна (Таис на прощанье клятвенно пообещала, что к завтрашнему полудню я буду уже дома), достаю из-под подушки мобильник.
Сонный голос отзывается не сразу. С минуту со мной говорят тоскливые длинные гудки.
— Але…
— Привет, Бэт!
— А, Морена… Ну, привет. Я слышал, ты в больнице. Это ничего, если я не примчусь тебя навещать? После того, что ты выкинула, мне как-то, сама понимаешь…
— О чем ты? Я звоню попрощаться. Знаешь, я убила тебя!
— Ты бредишь?
— Может быть. Но я искренне рада, что ты жив.