Я закончил рассказ, мать оторвалась от своего занятия и рукой, в которой держала нож, откинула волосы с лица.
– Все мы знаем, что такое страдать, – сказала она тихо. – Ведь мы живем в Афганистане.
И когда она снова принялась резать мясо, мой разум наконец угнался за моим языком, и мне сделалось не по себе.
Я сообразил вдруг, что рассказом этим напомнил ей обо всем том, что она так усердно пыталась забыть. Глупей ошибки не придумаешь. И по дороге в свою комнату я треснул себя по голове – от всей души.
Однако после моего рассказа мать стала улыбаться Шир Ахмаду немного ласковей, что было успехом, конечно. Но совсем не тем прорывом, какого я ожидал. К тому же она по-прежнему слишком много времени проводила с женщиной, что работала через дорогу.
И тогда я решил искать совета.
– Деньги, – заявил Пир Хедери, ковыряя в зубах расщепленным прутиком. – Это – единственное, чего хотят женщины и что они понимают. Деньги. И еще, наверное, золото. По-моему, его они тоже любят.
Я подумал и решил, что у Шир Ахмада вряд ли много и того и другого. Слишком уж он был тощий, кожа да кости. Чем богаче мужчина в Афганистане, тем толще у него живот.
– Думаю, он скорее бедный, чем богатый, – признался я.
– Тогда пусть катится в задницу, – проворчал Пир и погладил по голове Пса.
Пес постучал по земле тяжелым хвостом, потом встал, прибрел ко мне и ткнулся мордой в ладони. За несколько недель, что я проработал в магазине, не пытаясь ограбить или покалечить его хозяина, мы с ним прекрасно поладили.
Тут к магазину подкатил внедорожник Джорджии. Она открыла дверцу, но вылезать не стала.
– Салям алейкум, Пир Хедери. Как поживаете? Как ваши дела? А здоровье? Все ли в порядке?
Когда Пир ответил, что поживает он хорошо, дела идут, здоровье не беспокоит и все у него в порядке, я взял свои учебники, приласкал на прощание Пса и забрался в машину.
– Не забудь, Фавад! – крикнул вслед Пир. – Деньги и золото! Деньги и золото!
Он закудахтал по-стариковски, поднялся и вошел в магазин. Пес побрел за ним следом.
– О чем это он? – спросила Джорджия, когда я уселся с ней рядом.
– Да так, ни о чем, – соврал я. – Он сумасшедший. – Это было сказано искренне.
– На то похоже. Как сегодня в школе дела?
– Замечательно. Наш учитель умер от сердечного приступа.
– Шутишь?
– Нет, правду говорю. Только что стоял перед нами и писал на доске, которую нам подарили американцы, и вдруг бац! – уже лежит на полу, совершенно мертвый.
– Какой ужас, Фавад. Ты-то как? – Джорджия взяла меня за руку.
– Нормально. На самом деле было очень интересно. Учитель, когда падал, ударился головой о стол и поранился, и на пол натекла кровь из раны. Получилась лужица, похожая на карту Афганистана. Правда же интересно? Ты когда-нибудь такое видела?
Джорджия покачала головой. На голове у нее был темно-коричневый платок, под цвет глаз, и казалась она еще красивей, чем обычно. И тут я понял, что, если собираюсь когда-нибудь жениться на ней, я должен быть очень и очень богатым, может быть, даже самым богатым мужчиной во всем Афганистане.
– Почему женщины так любят деньги? – спросил я, отворачиваясь к окну, чтобы она не увидела, как у меня запылали щеки.
– Кто тебе сказал, что любят? – спросила вместо ответа Джорджия.
– Пир Хедери. Он сказал, женщины любят деньги и золото.
– А, вот в чем дело, – улыбнулась она. – Я думаю, что, несмотря на его почтенный возраст, Пир знает о женщинах далеко не все.
– Правда? – Я затаил дыхание – ведь это означало надежду для безответной до сих пор любви Шир Ахмада к моей матери.
– Правда. Деньги – вещь полезная, но в жизни есть кое-что и поважнее – здоровье, например, или настоящая любовь.