Наступала ночь, и командир обоза - сотник по-новомодному - подскакал к фургону шамана, чтобы спросить разрешения на остановку. Он был старой закалки, и Джаеш оставался для него непререкаемым авторитетом. Шаман подумал, покрутил куклу с множеством веревочных косичек, пошептал что-то и милостиво разрешил остановиться. Глядя на него, Горзах чуть не засмеялся: весь день, трясясь на выбоинах лесной дороги, старик кряхтел и ругался, считая, что надо остановиться и отдохнуть.
Как только скрип колес прекратился, Джаеш погнал ученика разводить костер. Сам он, кряхтя, слез с повозки, покрутился, с ненавистью глядя на лес, и расстелил потертую шкуру. Уже одно то, что он сам сделал это, а не приказал Горзаху, говорило, что старик хочет есть и надо пошевеливаться, если слуга не хочет получить взбучку.
Мальчик торопился и, как всегда в таких случаях, у него ничего не получалось: искра никак не хотела зажигать трут. Джаеш не выдержал, отобрал принадлежности для добывания огня, для порядка дал подзатыльник и приказал:
- Иди, набери свежей воды. Ручей будет вон там, шагов через сто.
Шаман в таких случаях никогда не ошибался, и Горзах знал, что найдет воду именно там, где тот указал. Схватив кожаное ведро, он побежал в кусты. Этот приказ спас ему жизнь.
Когда он наклонился над едва слышно журчащим в лесной траве ручейком, сзади раздались крики. Горзах выронил ведро, он слишком хорошо знал, что это означает, когда так кричат. Насмотрелся и наслушался за поход. Такие крики - независимо от того, люди это или орки - означали, что пришла смерть.
Первым его движением было бежать туда - спасать учителя. Пусть старик был сварлив и вспыльчив, но кроме него у мальчика никого не было. И, кроме того, он по-настоящему учил Горзаха. Однако, пробежав несколько шагов, он остановился, звуки битвы и предсмертные крики орков разбудили страх. Кое-как пересилив себя, он осторожно, почти ползком, направился к обозу, надо хотя бы увидеть, что там происходит. Было удивительно, что чужих голосов - голосов нападающих, он не слышал, кричали и стонали одни орки. Как только он приблизился и перешагнул невидимую черту, мешочек на груди стал невыносимо колоть.
«Чужая магия!» - он испугался, судя по реакции амулета, у нападавших был очень сильный колдун. Даже когда Джаеш начинал разговаривать с духами, и Горзах сам видел, как неведомые силы поднимали над циновкой и кружили побелевшие истертые кости, даже тогда амулет так не реагировал. Он словно пытался вгрызться в грудь. «Надо бежать», - билось в голове мальчика. Уроки учителя не прошли даром, и он знал, что чужой колдун сейчас обнаружит его амулет, а сорвать и выбросить мешочек ему и в голову не приходило.
Горзах оглянулся на лес. Вечерние тени уже начали сгущаться в кустах и под деревьями. Лес был враждебен, если бы это было в родной степи, он бы давно уже ускользнул по траве. Однако битва постепенно стихала, а это значило, что колдун сейчас станет свободнее - не надо будет держать своих воинов и сражаться с шаманом. То, что старик еще жив, Горзах чувствовал отчетливо.
Вдруг амулет уколол его особенно сильно, мальчику даже показалось, что у него пошла кровь. И в тот же момент он понял, что Джаеша больше нет. Орченок вскочил и, не разбирая дороги, бросился в лес. «Нашли!» - понял он, почувствовав между лопатками мертвящий взгляд. Он не остановился. Зажав в руке мешочек со священным прахом, Горзах бежал, с трудом заставляя слушаться ватные ноги. Вдруг что-то ударило его в левую ногу, он упал и застонал, в бедре торчала стрела. В горячке орк отломил и отбросил древко, потом снова вскочил и, прихрамывая, заковылял дальше. Не сразу он понял, что чужой взгляд отпустил его. «Значит, раненный я ему не нужен».
Далеко уйти он не смог, нога начала отказывать. Через какое-то время он упал и уже не смог подняться, пришлось ползти. Он высмотрел в сгущающихся сумерках разросшийся куст и заполз туда.
В стороне, откуда он убежал, крики совсем смолкли, но вдруг начали полыхать яркие вспышки. Мальчик вжался спиной в кривые стволы ольшаника и вздрагивал при каждом сполохе. Уже начало светать, когда он уснул.
- Если бы не вы, я бы умер, - закончил он. - За три дня у меня уже язык распух и во рту не шевелился...
Марианна не отводила глаз от орченка. Маленькая слеза скатилась по ее щеке, она быстро, чтобы никто не заметил, смахнула её.
- Бедный Горзах, - прошептала девочка. - Ты не лучше нас. Тоже досталось.
Особенно её задело то, что он, как и она сама, сирота. Правда, до этой войны у неё были отец и бабка.
Переводивший рассказ эльф тоже замолк и отвернулся, пытаясь сделать вид, что история совсем не задела его.