– Тогда модно было сдавать макулатуру, – подтвердил я, – за это давали талончики на «Одиссею капитана Блада». Но, при чём здесь тайна моего рождения?
– Разве я говорил о тайне рождения? Я рассказываю о тайне судьбы. О необычном знакомстве и любви. В 1954 году тесть привёл в дом своего знакомого, генерала Малышева. Твой будущий отец, приехал с Дальнего Востока, где он служил до этого в Ставке Главного командования. Структуру эту расформировали, и многие оттуда стали перебираться в Москву. С тестем они оказались старыми знакомыми. Перед самой войной твой отец приходил к нему за помощью. А интересовала, тогда ещё скромного майора Малышева, алхимия. Он обращался к учёному-химику за консультацией. Вот, много лет спустя, и пришёл поблагодарить за науку. Очень пригодилась помощь. А за это время подросли профессорские дочки. Вскоре генералу дали квартиру в Москве, место в какой-то академии, знакомых в столице у него не было, и он стал заходить всё чаще и чаще. Вот младшенькая и влюбилась в него по уши. Ничего удивительного. Генерал, красавец, умница, – Дядя с лёгкой завистью вздохнул, – Любимец богов. Так вот и получилось, что, постучавшись в эту дверь, за тайнами алхимии, он нашёл здесь свою любовь. Они с твоей матерью очень любили друг друга, несмотря на большую разницу в возрасте.
– Он был намного старше? – спросила Лена.
– Почти на тридцать лет. Но, генерал до самой смерти был молодцом. Он и в семьдесят мог дать сто очком вперёд любому юнцу. Такому, как я. После его смерти твоя мать, как-то сразу зачахла. Ведь она и на год его не пережила?
– Чуть больше.
Мне вспомнилось это время. Я, как раз, заканчивал школу и, чтобы не висеть на шее у сестры, решил идти в военное училище. Та яростно сопротивлялась, понимая подоплёку моего решения. Даже дядю Борю вызвала из какого-то то ли чилийского, то ли никарагуанского далёка. Но, ещё совсем не старый тогда, философ так и не смог уговорить меня избрать нормальную столичную карьеру. Отчаявшись, он потрепал меня по голове и, усмехнувшись, сказал: «Весь в отца!» и добавил: «Любимец богов!». Больше так он меня никогда не называл. Дядя не раз, потом пытался помочь мне в продвижении по служебной лестнице. Связи у него были немалые, и не преуспел он только благодаря моему упрямству. До сих пор помню отчаянный крик генерала из управления: «Да пойми ты, Малышев! Я обязан! Слышишь? Обязан, отправить тебя в академию! Пиши немедленно рапорт!» Но, я до конца прошёл именно тот путь, который сам избрал.
Теперь мы, два никому не нужных пенсионера, сидели на кухне и рассказывали истории о волшебной любви прекрасной девушке, у которой ещё всё впереди. Разговор получался какой-то двусмысленный. Лена, могла воспринять его, как намёк на свой счёт. Я поторопился сменить тему разговора:
– Значит, перед войной отец не служил на Дальнем Востоке? Да ещё и интересовался алхимией по служебной надобности. Ещё одна загадка в его карьере.
Дядя вдруг вскочил. Всегда ироничный и выдержанный, истинное олицетворение вековой мудрости, которую он долгие годы преподавал, старый философ теперь весь кипел страстью, прорвавшейся из глубины него, как лава из вулкана:
– Да какая тут, к чёрту, тайна! Служил на Дальнем Востоке, хорошо знал весь этот буддизм-мистицизм, который как раз играл немалую роль на политику третьего рейха. Вот и «дан приказ ему на Запад». Торчал, наверное, всю войну где-нибудь в Швейцарии, тусовался во всех этих мистических обществах, да наезжал время от времени в Германию. Затем и к тестю своему приходил. Немного подковаться на предмет западной мистики. Она всё-таки от восточной немного отличается. Ниточки эти к самой нацистской верхушке вели. Не зря и орденами его награждали. А конкретика… Где, с кем, когда? Пусть этим учёные занимаются. Твой отец был разведчиком. Это ясно, как божий день. Хорошим разведчиком, раз про него никто ничего не знает. Даже я. Но главная тайна его была разве в этом. После его смерти я спрятал его секретный архив. Слаб человек. Очень уж падок до чужих секретов. И я узнал главный секрет твоего отца. Только тогда, когда копался в тайных бумагах. Там я нашёл вот эту папочку и узнал то, о чём старый генерал никогда не говорил никому.