Детские мультики я могла в ассортименте посмотреть и дома.
Так что купила билет я на какую-то бездумную комедию, взяла самый большой попкорн и пошла смотреть рекламные ролики — они мне иногда нравились даже больше фильмов. За три минуты я хотя бы не успевала заскучать.
«Ты где?» — провибрировало сообщение на экране телефона.
«В кинотеатре».
«В каком?»
Реклама еще не успела кончиться, а в кресло рядом со мной приземлился Герман. Непростительно бодрый и пахнущий привычным розмарином и холодным морем. Один только этот запах теперь повышал мне настроение сразу на сотню пунктов.
Он запустил руку в ведерко с попкорном и под торжественные трубы разворачивающейся на экране заставки фильма, шепнул мне на ухо:
— Привет!
— Как ты меня нашел? — шепнула я в ответ.
— Вычислил. Кинотеатр ты сказала, фильм я угадал, а единственный одиночный билет в середине ряда был этот. Я и купил соседний.
— Тише! — шикнули сзади, хотя на экране пока показывали лишь зеленые лужайки и ничего важного не происходило. Я удержалась от очередного вопроса — про работу,
Почему-то никому из нас не пришло в голову, что можно уйти с фильма и отправиться заниматься чем-нибудь поинтереснее. Мы с Германом прилежно, как зайчики, сидели рядом и смотрели на экран, внимательно следя за сюжетом.
Лишь временами украдкой косились в темноте друг на друга.
Лишь наши пальцы встречались в ведерке с попкорном.
Лишь бедра едва соприкасались друг с другом — и то мы поспешно отодвигались.
Когда попкорн кончился, Герман взял мою руку и сплел наши пальцы.
Я сидела в темноте абсолютно счастливая, вообще не понимая, что происходит на экране и улыбалась, как восьмиклассница, которую пригласил на свидание выпускник.
Большой палец Германа нежно поглаживал мою ладонь, чертя на ней окружности, а я не смела даже положить голову ему на плечо, даже не мечтая о чем-то более дерзком.
Когда фильм, сюжета которого я не запомнила, закончился и зажегся свет, руки нам пришлось расцепить. Толпа зрителей поволокла нас к выходу, временами так плотно прижимая друг к другу, что я чувствовала напряженные мышцы тела Германа под тонкой шерстью его дорогого костюма.
В дверях возникла пробка, кто-то начал возмущаться, толпа откатилась назад, и Герман быстро закрыл меня собой, втиснув в какую-то нишу. Я стояла там, вжатая в его тело и стеснялась поднять на него глаза.
Он сам пальцами вздернул мой подбородок — взгляды переплелись, и нас прошило одной яркой молнией. Я почувствовала, как содрогнулся вокруг мир, и глаза Германа втянули меня как магнитная ловушка в свою черноту.
Там внутри пульсировало совершенно бешеное желание, напряжением разбегающееся по всему его телу, чтобы устремиться в одну-единственную точку. У меня мгновенно пересохло горло, когда я поняла, что именно так настойчиво и упруго прижимается к моему бедру.
Стук сердца Германа под моей ладонью, лежащей у него на груди, сорвался в галоп, когда я, глядя ему прямо в глаза, сама потерлась бедром об его твердость.
Тогда. Не надо, не говори
Тогда. Не надо, не говори
Кто-то додумался наконец открыть еще одни двери, и толпа зрителей вынесла нас из зрительного зала. Герман сжал мое запястье, дернул за угол и впился губами в губы. Однако за спиной кто-то громко заржал, и он прошипел что-то нецензурное. Подтолкнул меня в один из боковых коридоров, где уже не было людей, но стоило ему вжать меня в стену, как разъехались двери лифта, и рабочие в спецовках принялись таскать оттуда деревянные поддоны.
Мы отступили в сторону, переглянулись, заметив табличку «Запасной выход», но стоило нам сделать шаг друг к другу в темном тамбуре, как загремела тележка уборщицы, вывернувшая из подсобки.
Да черт возьми! Это становилось не смешно.
Герман толкнул плечом дверь пожарного выхода и вывалился на холодную улицу.
Почему-то ночью воздух гораздо сильнее пах уже грядущей весной, чем днем.
Нас окатило этим шальным ароматом близкого пробуждения, подталкивая друг к другу и снося голову.
— Твоя машина тут? — спросила я, сжимая под брюками его затвердевший член.
— На парковке… далеко, — выдохнул Герман.
Лихорадочный блеск в его глазах выдавал ту же безумную горячку, что охватила и меня. Даже когда он, быстро осмотревшись, затащил меня за дерево у забора, я не подумала сопротивляться. Проход с одной стороны закрывала груда ящиков, но с другой он просматривался довольно далеко. Если бы я могла соображать, я бы, конечно, испугалась, что кто-нибудь может там проходить и увидеть нас — или что с верхних этажей здания открывается отличный обзор на этот закуток. Но я вспомнила обо всем этом слишком поздно.