— Лан, ты же понимаешь, даже если у нее всего лишь вторая группа, придется много ездить по врачам, оформлять кучу документов, — говорит Игорь. — А у тебя очередной сезон, а если не сезон, то проверки. Ей понадобится поддержка по максимуму первое время, ты не сможешь и работать, и заниматься ею одновременно.
— Угу, — говорю я.
Мне теперь страшно возвращаться. Служебные коридоры, лифты, эскалаторы, толпы людей, текущие мимо магазинов — все это зона риска. Я в любой момент могу столкнуться там с Германом. А я не хочу. Не хочу.
— Может, продать твое агентство? — говорит Игорь.
— Угу, — говорю я. — Стоп, что?!
— Ты сама говорила, что твоя Тина не потянет, все развалит. Продашь сейчас как успешный бизнес, потом, когда время появится, купишь себе еще что-нибудь, если захочешь. А так ты будешь нервничать только, глядя как твое дело разваливается.
Я прихожу в себя, и вся информация, которой заваливал меня муж, наконец догоняет меня в полном объеме. Я все слышала, я даже все понимала, но сейчас вспоминаю его слова, словно давным-давно просмотренный фильм.
Девочка, поселок, родительские права, третья группа…
— Стоп, Игорь! Почему позвонили именно нам? Поближе никого не нашлось?
— Сказали, что в школе приемного родителя ты показалась самой ответственной и мотивированной и когда выбирали, кому предложить девочку, решили, что это будешь ты.
— Игорь! Слушай! Это хорошая идея, но давай сначала все обсудим, хорошо? Вечером! Мы же не готовы еще толком!
— Почему не готовы? Мой кабинет отдаем мальчишкам, я буду работать в гостиной, а в детской сделаем ремонт…
— Когда? Какой ремонт? Игорь! Давай вечером, ладно?
— Ладно, конечно! Но ведь как хорошо складывается, согласись? Три года девочке, как мы и хотели!
— До вечера!
Я выключаю телефон и тороплюсь ко входу в торговый центр. До меня вдруг доходит, что Герман может спуститься сразу в подземный гараж и уехать, а я его так и не увижу.
А мне очень, очень, очень надо увидеть его хотя бы издалека.
Сейчас. Я умираю без тебя
Сейчас. Я умираю без тебя
Каждое утро с просыпаюсь с горящим под веками отсчетом — сколько дней прошло с тех пор, как я последний раз видела Германа.
Каждое утро, еще не открывая глаз, я отмечаю очередной день без него на внутреннем календаре.
Кажется, в детстве я видела какой-то советский фильм про алкоголика, которого укусила собака, поэтому ему надо было делать сорок уколов в живот от бешенства и все это время не пить. Он отмечал каждый день на календаре, зачеркивая их жирными черными крестами.
Больше ничего из того фильма я не помню.
У меня в голове такой календарь — он висит на стене замызганной кухни, и каждое утро я зачеркиваю на нем очередной день жирным черным крестом.
Разница между мной и опустившимся алкоголиком из старого фильма в том, что через сорок дней мне не вернут мою зависимость.
Это теперь навсегда.
За эти двадцать шесть дней случилось слишком много всего.
Умер наш старый кот. Просто остановилось уставшее сердце, и когда мы отдавали его кремировать, я рыдала так, словно он был моей последней надеждой на лучшее.
Даже немало повидавшие работники похоронной службы для животных полушепотом посоветовали Игорю вызвать скорую, чтобы мне вкололи успокоительное.
Нельзя так убиваться по коту, сказали они. Особенно при детях.
А я просто выплакивала черное горе, копившееся у меня в душе уже несколько дней.
Я вышла проводить машину и закурила, глядя ей вслед, мысленно извинившись перед котом за то, что использовала его смерть как разрешение плакать при муже и детях.
Ведь по коту плакать можно, а по любовнику нет.
В этот момент Игорь и вспомнил о своей идее взять девочку из детдома.
Вместо кота, надо думать.
Потому что я напрочь отказалась заводить сыновьям собаку, чтобы они «учились ответственности и заботе», как сказал муж.
«Они растут неуправляемыми эгоистами! — сказал он тогда. — Посмотри — они по твоему коту и слезинки не проронили. Вот так и мы умрем, а всем будет наплевать. Я хочу, чтобы хотя бы один ребенок приходил ко мне на могилу».
Я очень смутно помню те дни и до конца не уверена, согласилась я потому, что у меня не было сил на грядущий многочасовой спор или потому, что надеялась, что после моего согласия муж подарит мне еще одну передышку на полгода.
Если второе — я просчиталась. Игорь развил бешеную деятельность: записал нас в Школу Приемных Родителей, напоминал мне о каждой встрече, добровольно прошел полную диспансеризацию и получил все справки, хотя обычно терпеть не могу связываться с бюрократией.