Сейчас бы я попробовала его переубедить. Возможно даже поругалась. А тогда покладистая Соня не рискнула навлечь на себя недовольство мужа и уступила. Промолчала.
Струсила.
Если бы я тогда настояла. Если бы отказалась, ничего бы этого не было. Не было целой цепочки трагических событий, в результате которых наша с Рустамом семья умерла, а у Ди и Руса оказался чужой ребенок.
При упоминании о Ди волосы на голове шевелятся от страха. Как пережить такое? Знать, что твой ребенок рос с чужой равнодушной теткой. Недолюбленным, ненужным ни матери, ни отцу? А еще знать, что тот, кого ты считала своей родной кровиночкой, тебе совсем чужой?
Представляю себя на ее месте. Что вдруг сейчас выясняется, будто моя Майюша не моя дочь. Смогу ли я от нее отказаться? Выключить свою любовь и материнские чувства по щелчку пальцев?
Представляю и… не могу. Это невозможно. Чувства не включаются и не выключаются, они либо есть, либо нет.
Это страшно, оказаться на месте Ди. Но я почему-то уверена, что Дамира она никому не отдаст. Загрызет за него, а не отдаст. И Руслан тоже…
Все верно сказал Демид. Узнай я сразу об этой вскрывшейся подмене, не задумываясь согласилась бы привезти Майю. Мне не за что наказывать Руса и Диану. Конечно, со злости обвинить можно каждого. Но уверена, если бы кому-то понадобилось подменить мою дочь, у них бы все получилось.
Представляю, как теперь Ди терзает себя, посекундно вспоминая свое пребывание в роддоме. И даже не спрашиваю себя, что бы я выбрала. Свою участь или ее.
Лучше так как я. Пусть одна, пусть без мужа, зато со своим ребенком. И Рустам повел себя по-мужски, выделенных мне при разводе денег хватило с головой. Он не стал мелочиться, хотя я ни на что не претендовала.
А теперь он составил на меня завещание. Это правда, или Демид придумал красивую плаксивую историю, чтобы смягчить мое сердце? Я если честно не удивлюсь никакому развитию этого дичайшего сценария. Вплоть до того, что Рустам в самом деле увезет Лизу, чтобы создать с ней крепкую и любящую семью.
Захлебываюсь от слез и смеха, закашливаюсь и прячу лицо в подушку, чтобы не разбудить дочь.
Ольшанский может все что угодно. Но я должна спросить себя честно: готова ли я к такой развязке?
Нет, не готова. Но как по его представлению я могу помешать намерениям Айдарова? Броситься ему на шею? Попросить прощения? Эти годы тоже никуда не денешь.
Он не принимал меня всерьез. Он не посчитал нужным мне рассказать и признаться.
Он чуть не убил моего ребенка.
Нашего…
Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. Ничего я не буду делать. Мы просто завтра придем с Майей в клинику. Демид сказал, там будут все Айдаровы.
Пусть Рустам узнает, что у него есть дочь. Большего я для него сделать не могу.
Как минимум, пока…
Мне все-таки удается уснуть, но ненадолго. Рано утром нас будит Демид — он вызвал сотрудника лаборатории на дом. Я удивилась, но Демид коротко пояснил:
— Не хочу, чтобы вы туда-сюда катались. Сделаем экспресс-анализ, чтобы понимать, насколько Майя совместима с Амиром, и дождемся результатов. Если их совместимость выше, скажем об этом родителям парня. Если на уровне кого-то из нас, не вижу смысла мучить ребенка. Дальше уже на твое усмотрение.
На мое, это значит, захочу я чтобы Рустам узнал о дочери или нет.
Я слишком вымотана ночными раздумьями, и хоть однозначного решения о нашем будущем у меня нет, одно я знаю точно: я хочу увидеть Рустама. И я хочу, чтобы он познакомился со своим ребенком.
Что будет дальше, не знаю. Больше думать об этом не могу и не хочу.
Анализ крови у Майи берут быстро и безболезненно. И здесь я снова поражаюсь предусмотрительности Демида — моя малышка даже не успела испугаться. Похлопала глазками у меня на руках и снова уснула на диване в гостиной вместе со своим дядюшкой.
На фоне мощного Демида она кажется игрушечной. И не просыпается даже когда ее дядя начинает громко похрапывать.
Они так забавно смотрятся лежа на диване в обнимку!
«С родным отцом она смотрелась бы так же», — подсказывает совесть. А мне и возразить нечего. Я это знаю, Айдаровы все высокие и широкоплечие, даже Руслан.
Вздыхаю, укрываю спящих дочку и ее дядю пледом и иду на кухню.
Чтобы себя занять, готовлю на завтрак сырники. Первым на запах в кухню выползает Демид. Одобрительно тянет носом и идет умываться. Следом прибегает проснувшаяся Майюша.
После завтрака Демид никуда не уходит, они с Майей играют в домике, который как я и предполагала, занял половину гостиной. И по тому, как Демид поглядывает на часы, понимаю, что он волнуется. Волнуется и ждет.
Ответ из лаборатории приходит ближе к одиннадцати. Уверена, это был самый быстрый лабораторный анализ в истории человечества. И по тому, как нетерпеливо Демид открывает в телефоне документ, вижу — он, как и я, на взводе.
Пробегает глазами по экрану. Делает глубокий вдох. Выдыхает. И запрокидывает голову вверх.
— Демид, — окликаю с опаской. Он еще некоторое время смотрит вверх, затем на меня. Не спрашиваю, больше утверждаю: — Она подходит?
В ответ на мой напряженный взгляд он чуть заметно кивает. И я, наплевав на условности, подхожу и крепко его обнимаю.
Он сжимает меня в ответных стальных объятиях.
— Все будет хорошо, — говорим одновременно и отстраняемся друг от друга. Я шмыгаю носом, Демид криво улыбается.
— Я тобой так горжусь, Соня. Это на случай если я не говорил.
— Да уже сто раз сказал. Надоел, — упираюсь лбом ему в плечо и стучу ладонью по груди. Он кладет руку на мою талию.
— Ну раз говорил, тогда поехали.
Мы подъезжаем к зданию клиники. Майя притихшая и взволнованная — я рассказала, что у нее есть брат. Его зовут Амир, он болен, и только маленькая сестренка может помочь его вылечить. И что есть еще один брат, Дамир. Он здоров, и она может с ним сегодня познакомиться.
Мне еще предстоит ответить на сто вопросов, почему я не говорила о них раньше. Пришлось пообещать все рассказать, только потом.
Я не собиралась специально наряжать ее для знакомства с Айдаровыми, хотела чтобы моя девочка чувствовала себя комфортно. Но Майя сама потребовала надеть на нее самое красивое платье.
— Вдруг я им не понравлюсь, — сказала она с совсем взрослой озабоченностью.
— Разве ты можешь не понравиться, доченька! — возражаю ей, а сердце сжимается оттого, как оказывается для нее было важно, что у нее есть брат. Даже двое. И дядя с тетей…
— С Амиром тебе пока увидеться не дадут, пчелка, — вмешивается Демид, — он на карантине в стерильном боксе. Но ты сможешь увидеть Дамира, своих дядю с тетей. И…
Умоляюще смотрю на него в зеркало. Это слишком. Он ведь может не прийти, Демид сам сказал. Ему звонила Ди, они с Русланом уже на месте, а Рустам еще не приезжал.
— Они такие как ты? — спрашивает Майя.
— Они лучше, — убежденно отвечает Демид, на что малышка возмущенно трясет головой.
— Лучше тебя не бывает!
Демид снова смотрит на дорогу, но по его довольному виду я делаю вывод, что Ольшанский любит неприкрытую лесть и на нее с удовольствием ведется.
— Как тебя легко купить, Ольшанский, — говорю негромко.
— Лесть это когда говорят неправду. А у нас с пчелкой родственная связь с первого взгляда, — невозмутимо парирует Демид. Улыбаюсь в ответ, но улыбка выходит жалкой.
На самом деле я дико волнуюсь. Не представляю, как посмотрю в глаза Рустаму. А еще очень боюсь своей реакции на Дамира.
Этот ребенок сын Лизы и Сикорского — людей, которые сломали судьбы всем нам. Нам и нашим детям. Именно этого малыша я видела в ее животе и считала сыном Рустама. Мне этот живот еще долго снился. Именно ему завидовала. И именно его я ненавидела, как я теперь понимаю, а совсем не маленького Амира.