Я помню все, что Рустам говорил о себе и Амире. Становится жутко от осознания того, сколько выпало на долю всех замешанных в этой чудовищной фальсификации.
Конечно, самая пострадавшая здесь Ди. Я никогда не перестану ужасаться, представляя себя на ее месте. Но и когда я думаю о малыше Амире, сердце также ноет от безысходности.
В самые важные моменты своей жизни этот маленький мальчик был предоставлен сам себе. Женщина, которая не дрогнув отдала собственного ребенка, не станет по-настоящему беспокоиться о ребенке чужом.
Бедный малыш получал только необходимый уход, материнского тепла он был лишен так же как и отцовского.
А Рустам зря на себя наговаривал. Даже то, как он сейчас смотрит на нашу дочку, говорит о многом. В том числе о том, что он сейчас сильно ревнует Майю к Демиду.
Наша девочка обнимает Ольшанского за ноги и задирает голову. Тот бросает мимолетный взгляд на хмуро наблюдающего за ними Рустама и опускается перед девочкой на корточки.
— И что тебе сказал дядя доктор, пчелка?
Рустам синхронно присаживается рядом, перетягивая внимание малышки на себя.
— Да, расскажи, мне тоже интересно.
— Он сказал уколоть пальчик, — Майя поднимает пальчик и вертит перед носом у двух серьезных мужчин в костюмах.
Это выглядит так забавно, что я не могу сдержать улыбку и прикрываю рот рукой.
— И еще, что будет небольно!
— Конечно небольно, — соглашается Рустам.
— Откуда ты знаешь? — с интересом поворачивается к нему Майя.
— У меня тоже брали кровь, — говорит Рустам, — вот отсюда.
Он показывает Майе палец, и малышка с интересом его рассматривает. Рустам второй рукой берет дочь за ручку. Тем временем Демид выпрямляется, бросает на меня странный взгляд и обращается к Айдарову.
— Рус, можешь отвезти девочек домой? Мне только что позвонили, надо срочно ехать в другой город. Возможно, вернусь поздно ночью, а то и завтра утром.
Я возмущенно вскидываюсь и прищуриваю глаза. Когда это ему успели позвонить? Но Ольшанский с деланым удивлением приподнимает брови, и я недовольно качаю головой.
Театр одного актера, честное слово…
— Так мы сегодня не поиграем? — моя девочка разочарованно смотрит на Демида, но тот реагирует молниеносно.
— Да, пчелка, так надо. Зато вместо меня с вами поедет твой папа. Ты покажешь ему домик, и вы сможете с ним поиграть, — Ольшанский поворачивается к Рустаму. — Сможешь?
— Конечно, — Айдаров поднимается с корточек, не выпуская руку малышки, — я всегда любил играть в домики. И до сих пор играю.
— А как? — Майюша переключает свое внимание с Демида на отца и смотрит на него расширенными от удивления глазами.
— Я их строю. Много-много домиков, — объясняет Рустам. — Если захочешь, мы завтра поедем, и я тебе покажу.
Майя часто-часто кивает, показывая как она хочет посмотреть домики.
— А маму возьмем? — спохватывается моя совестливая девочка.
— Обязательно, — отвечает Рустам, бросая на меня быстрый взгляд, — как же мы без мамы?
— Кресло у тебя в машине? — спрашивает Демид брата, тот отвечает утвердительным кивком. — Ну тогда я погнал. До завтра, пчелка!
— Можно, я тебя понесу? — обращается Рустам к дочери. Та задумывается на миг и сама тянет к нему ручки.
Он берет ее на руки с такой осторожностью, будто боится сломать. Малышка в его руках и правда кажется слишком хрупкой. Они направляются к стоянке, а мы с Демидом молча смотрим им вслед.
— Ну, а ты боялась, — первым нарушает молчание Ольшанский. — Мне кажется, эти двое друг с другом найдут общий язык быстрее, чем спелись мы с тобой.
Я фыркаю в ответ.
— Молчал бы уже, сказочник.
— Сказочник? — выгибает брови Ольшанский.
— Если кто и поверил в твою срочную командировку в другой город с ночевкой, то только не я.
— Вам нужно поговорить, Соня, — делается серьезным Демид. — И чем быстрее вы до чего-то договоритесь, тем лучше. Он… Он пока не поменял решение, насколько я понял.
У меня сразу пропадает желание шутить, серьезность Демида передается по воздуху.
— Почему ты так думаешь?
Демид передергивает плечами, что в его исполнении означает «не знаю».
— Я надеялся, что когда он узнает о дочке, его попустит. Но пока я этого не вижу. Поговори с ним, Соня, — он поворачивает голову и смотрит прямо в глаза, — ты же сама потом себе не простишь.
— Знаю… — шепчу, внезапно лишившись голоса, — знаю, Демид.
— Тогда пойдем, — он кивает в сторону парковки и первым делает шаг.
Возле хорошо знакомого айдаровского «Порше» стоит Рустам с Майей на руках. Похоже, у них не все гладко. Подхожу ближе и убеждаюсь, что так и есть, малышка отказывается садиться в детское кресло.
— Где мама? — дочка вертит головой во все стороны. Рустам растерянно оглядывается в поисках меня, и я ускоряю шаг.
— Я здесь, Майюша, — привлекаю внимание ребенка, по прежнему стараясь не встречаться взглядом с Рустамом.
— Мамочка! — вскрикивает малышка и тянет ко мне руки. Я забираю дочь у Айдарова.
— Сажай ее в кресло и садись рядом, — говорит он мне в спину, — я ее пристегну.
Усаживаю Майю в автомобильное кресло, закрепленное на заднем сиденье, обхожу автомобиль и сажусь возле дочери. Рустам умело щелкает карабинами, затягивает ремни, проверяет не давит ли на плечи ребенку. И не перестает улыбаться малышке.
Садится за руль, захлопывает дверцу и смотрит в зеркало внутреннего обзора. Как будто оторваться не может.
— Поехали, пчелка? — спрашивает Майюшу.
— Полетели! — дочка вращает ладошками, показывая отцу, как они будут лететь.
Рустам снова ей улыбается и заводит двигатель.
— Майюша… — негромко повторяет, словно пробуя это имя на вкус.
Автомобиль трогается с места, и меня пробивает, что нас в салоне только трое. Больше никого, только Рустам, я и наша дочь. Как будто мы семья.
Сердце то замирает, то пускается вскачь. Не совсем понимаю, как мне себя вести с Рустамом. Демид предательски слился, оставив меня с ним вдвоем, и я полностью дезориентирована.
Сейчас Айдаров привезет нас к Демиду. По правилам хорошего тона я должна пригласить Рустама в дом и предложить накормить обедом. А пока он будет играть с дочкой, приготовить этот самый обед.
Но я не могу представить, что мы сейчас окажемся вдвоем под одной крышей. Когда-то же Майя захочет спать, и нам придется остаться один на один. А вот к этому я совсем не готова.
Не знаю, вычислил ли Рустам мои метания или просто так совпало, но он сворачивает в сторону ресторана. Того самого, где ужинали мы с Демидом и где я наблюдала за Айдаровыми и их детьми.
— Девочки, вы не против, если мы поедим? — обращается Рустам к нам обеим, но его черные глаза находят в зеркале меня.
От этого пронизывающего взгляда к щекам приливает наверное вся кровь, которая есть в моем организме.
— Хорошая идея, — киваю, прокашливаясь, а Майя подхватывает мои слова, повторяет несколько раз и стучит ножками в спинку водительского сиденья.
— Хорошая идея, хорошая идея!
— Не балуйся, Майюш, — пробую унять разошедшуюся дочку, — нельзя отвлекать папу, когда он за рулем.
Снова черные глаза обдают огнем через зеркало, а я поражаюсь, насколько легко получается говорить дочери о Рустаме как о ее отце. И самой себе легко.
Может, потому что я как раз самой себе это говорить не переставала?
Рустам первым выходит из машины, открывает с моей стороны дверь и протягивает руку.
— А я? А меня? — Майюше хочется прыгать, но ремни держат крепко, и она требовательно бьет ногами о кресло.
Вкладываю руку в протянутую ладонь Рустама, и невидимые токи с легкостью пробивают защиту, которая и без того прохудилась и истончилась. Выбираюсь из автомобиля и спешу отойти в сторону, но Айдаров не отпускает.
Ненадолго, буквально на несколько секунд задерживает мою руку в своей.