— Очень хорошо, — сказал незнакомец. — Но он только ранен. Чтобы его убить, нужно попасть ему в черный глазок посередине или во второй круг.
— Почему ты так говоришь? Это же простая коробка.
— Пусть это будет твой враг. Понарошку.
— Мне больше нравится, чтобы это была просто картонная коробка.
Минуту он смотрел на нее, ничего не говоря.
— Ладно, будь по-твоему, — сказал он. — Это просто картонная коробка. Ты можешь наделать в ней столько дырок, сколько захочешь. И ей ни капельки не будет больно.
— Ага, годится.
Девочка натянула лук и выстрелила. Стрела вонзилась в цель — чуть ближе к «бычьему глазу».
* * *
Сидя за столом, Жюли жадно уплетала сэндвич, запивая молоком из кружки. Она разглядывала книги, выстроившиеся перед ней на столе.
— Ты любишь разные интересные истории, да? — спросила она.
— Почему ты решила? — удивился незнакомец.
— На твоих книгах написано. Я уже умею читать, ты что думаешь!
— Непростой вопрос. Я люблю истории и одновременно не люблю их.
— Что это значит?
— Я люблю разгадывать их смысл, но мне не нравится, о чем в них говорится.
— А о чем в них говорится?
— О том же, о чем и в твоих историях. Все об одном и том же.
— О том же, о чем в «Синей Бороде» и в «Мальчике-с-Пальчик»?
— Точно. О силе и хитрости.
— А мне нравятся эти истории.
— Тебе нравится, что Синяя Борода убивает своих жен, что родители Мальчика-с-Пальчик бросают своих детей в дремучем лесу или что Мальчик-с-Пальчик устраивает так, чтобы людоед зарезал и съел своих собственных дочек?
— Не особенно.
— Тогда что же тебе нравится в этих историях?
— Мне нравится, когда людоеда и Синюю Бороду убивают. Когда хорошие побеждают плохих.
— А тебе никогда не приходило в голову, что во всех этих историях самые главные — злодеи?
— Конечно. Потому что если бы не было злодеев, то не было бы и историй.
— Совершенно верно.
— А если бы не было никаких историй, было бы ужасно скучно. И жизнь была бы не очень интересная.
— Выходит, что для того, чтобы жизнь была интересная, должны существовать злодеи?
Жюли расхохоталась:
— Наверное.
— А ты не боишься этих злодеев и тех, других, кто их убивает — которых называют хорошими?
— Боюсь. Но я обожаю, когда меня пугают.
— Когда ты чуть не утонула, тебе, наверное, было очень страшно.
— Угу. Очень.
— И тебе это понравилось?
— Да ты что, конечно нет! Но это же было на самом деле, по-настоящему. Я люблю, когда мне страшно — но только понарошку.
— Значит, ты любишь истории, потому что они ненастоящие?
— Ну да.
— А вот мои истории — самые что ни на есть всамделишные. За это я их и не люблю. Огромное количество правдивых историй, случившихся с огромным количеством настоящих людей, и все это вместе составляет одну большую историю, в которой говорится все одно и то же.
— То же, что в «Синей Бороде» и «Мальчике-с-Пальчик»?
— Вот именно. А из моих историй потом получились твои. Разница только в том, как их рассказывают и как понимают. Это-то мне и интересно, и поэтому я держу здесь все эти книги.
— А твоя большая история, она хорошо кончается?
— Да. Именно потому, что она кончается. Закончится когда-нибудь. И это в ней хорошо.
Жюли взглянула на него с доверчивым и кротким недоумением. Она дожевала свой бутерброд, допила последний глоток молока и сказала:
— А я знаю одну всамделишную историю, которая тебе нравится.
— Какую историю?
— Как и во всех историях, все плохо начинается и хорошо заканчивается. Но хорошему не нужно в конце убивать плохого, потому что там нет плохого. Догадался?
— Нет.
— Это же так просто. Я тону в реке, ты меня спасаешь, и мы становимся неразлучными друзьями на всю жизнь. Вот и вся история. Тебе не нравится?
— Еще как нравится.
— Ага! Вот видишь!
Незнакомец отвел взгляд и ненадолго замолчал. Потом спросил:
— Не хочешь еще пострелять из лука?
* * *
Погасив свет, Мари вышла из спальни Жюли, закрыла дверь. Незнакомец сидел за большим столом в гостиной. Мари приблизилась к нему и заговорила вполголоса:
— Она хотела пожелать вам спокойной ночи. Я сказала, что вы уже ушли.
— Вы были неправы.