Бремон с ужасом смотрел на него.
— Что же вы за человек? — хрипло вскричал он. — Вы, кажется, что-то говорили о жестокости? Что такое тогда весь этот бред, как не изощреннейшая пытка? Делайте наконец то, за чем пришли! Не тяните, ради бога! Не тяните!
На минуту воцарилось молчание.
— Вы ошибаетесь, — проговорил наконец незнакомец. — Я просто хотел с вами поговорить. Наладить истинный коммуникативный обмен, обменяться мнениями, если угодно.
Насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах…
— В таком случае, по вашей же теории, такому обмену следует быть лаконичным.
По лицу незнакомца скользнула улыбка. Бремон устало вздохнул.
— Зачем вы работаете на такого законченного подонка, как Александр Альберти? — снова заговорил он.
— Я ни на кого не работаю.
— А, так вы волк-одиночка? Зачем вы занимаетесь этим? По зову сердца?
— Какая разница?
— Вам это нравится? Нравится убивать?
— Для вас это имеет какое-то значение?
— Да. Если это истинный коммуникативный обмен, как вы выразились.
— Хотите знать все до точки? Предпочитаете определенность?
— Именно. А вы нет?
— Возможно, и так.
Опять на какое-то время воцарилось молчание.
— Вы не хотите мне ответить? — спросил Бремон.
— А вы упрямы.
— Да. Именно поэтому вы сейчас здесь.
Незнакомец посмотрел на Бремона почти с симпатией.
— Скажем так — это сфера моих профессиональных и человеческих интересов.
— Вы не руководствуетесь никакими моральными критериями при выборе ваших жертв?
— Напротив. Я убиваю только охотников.
— И, по-вашему, я являюсь одним из них?
— Несомненно. Вы охотились за Альберти. А теперь он охотится за вами.
— Я не собирался его убивать. Я хотел только разоблачить негодяя, скрывающегося под респектабельной вывеской добропорядочности.
— То есть устранить его. Убить или устранить — вопрос степени, не имеющий принципиального значения. Каждый охотится на свой манер.
— Работа журналиста состоит в охоте за истиной.
— Ваше определение страдает забавной двусмысленностью.
— Мне показалось, что вам до некоторой степени небезразлична истина…
— Вы правы. Но правда об Альберти мелка, анекдотична и не стоит ломаного гроша. Такие, как Альберти, были и будут всегда. Сами по себе они только печальная примета общей порочности человеческой породы, и это — большая и серьезная правда. Уничтожить Альберти не значит ровным счетом ничего. Это все равно, как если бы вы захотели уничтожить понятие числа, ликвидировав число 8426. Это только символический, то есть нелепый и лишенный всякого смысла, жест. Неужели это стоит вашей жизни?
— Я думаю, да.
— Не понимаю.
Бремон взглянул на фотографию.
— К чему весь этот разговор? — он словно принял окончательное решение. — Почему бы вам не застрелить меня немедленно?
— Вы знаете, почему. И потом, вы — не совсем обычный случай. Я намерен сделать вам одно предложение.
— Предложение?
— Крнтракт. Я предлагаю убить для вас Александра Альберти.
Пораженный, Бремон вперил в своего гостя пристальный взгляд, словно неуместность, почти несуразность того, что сказал этот человек, заставила его забыть о страхе, который он ему внушал.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
— Именно то, что и сказал. Я предлагаю и берусь убить для вас Александра Альберти.
— Вы решили переменить объект охоты?
— Я этого не говорил. Я всегда в точности соблюдаю условия моих контрактов. В случае вашей смерти никто не сможет свалить Альберти вашим способом. Я предлагаю сделать это моим.
— Зачем?
— Пусть это будет просто профессиональное предложение.
— Оно меня не заинтересует. Я не собираюсь устранять его таким образом. У меня нет к нему личных счетов. Я хочу, чтобы был открытый процесс. Образцово-показательный.
Кроме того, ваше предложение входит в противоречие с моими нравственными убеждениями. В любом случае мне нечем вам заплатить.
— А по-моему, есть: этой фотографией, например, — произнес незнакомец, указав на снимок в рамке.
— Что вы имеете в виду?
— Отдайте мне эту фотографию. И я буду считать, что не остался внакладе.
— На что она вам?