— Это ваша жена и дочь, не так ли?
Теперь в глазах Бремона снова зажегся страх.
— Они находятся в надежном месте, очень далеко отсюда. Вам не добраться до них, — голос его звучал глухо.
— Как и до ваших бумаг, да? Могу предположить, что они у вашей жены…
— Нет. Она не имеет к этому никакого отношения. Вам никогда не добраться до них.
— Кто вам сказал, что я стану добираться? Мне нужна только эта фотография. А взамен я убью Альберти. Я рискую своей жизнью, чтобы закончить вашу работу, и прошу у вас за это клочок бумаги.
— Что вам мешает попросту убить меня и забрать фотографию?
— Я не вор, мсье Бремон.
Повисла долгая пауза, Бремон взвешивал ответ.
— Нет, это не для меня, — сказал он наконец.
— Подумайте. Никому не известно, где спрятаны досье на Альберти и ваша семья. Полагаю, что вы их держите вместе. Вероятно, я окажусь не единственным, кому эта мысль придет в голову.
Помолчав немного, он продолжал:
— Вы поставили под удар жену и дочь, этого требовала ваша мораль или, возможно, ваше тщеславие. Альберти нашел вас. Их он также найдет. Я предлагаю вам способ хотя бы частично исправить совершенные вами ошибки. Не упрямьтесь. Альберти для вас слишком крупная дичь.
— А для вас нет?
— Для меня нет.
— Почему вы так в этом уверены?
— На стороне Альберти власть, деньги, численное превосходство и полное пренебрежение законами морали. Ваше оружие — ваш ум, ваш следовательский пыл и справедливость. Это неравная борьба, потому что вы играете по правилам справедливости, а Альберти — по правилам, которые он выдумал себе сам. Я — одиночка, как и вы, и я играю по своим собственным правилам, как и он. Однако мне известны его правила, а он не знает моих. Вот почему эта дичь мне по зубам.
— Я все равно не понимаю, зачем вы мне все это говорите, зачем вам понадобилось его убивать.
— Затем, что мне нужна эта фотография. И единственное, что я могу предложить вам взамен, это голову Альберти.
— Все это не слишком убедительно. Минуту назад эта фотография была платой, теперь она стала целью…
— Существует не так много случаев, когда плата за работу не является ее единственной целью. Впрочем, давайте оставим эти общие рассуждения, особенно о такого рода предметах. Если вы принимаете мои условия, я назову причину, которая покажется вам вполне убедительной.
Бремон обреченно вздохнул.
— Хорошо, — произнес он, — я принимаю ваш контракт. При условии, что в него будет внесен еще один пункт: как бы ни сложились обстоятельства, вы не станете преследовать мою семью.
— Будьте логичны. Зачем мне преследовать вашу семью, когда я уничтожу человека, которому это было бы выгодно? И потом, я вам сказал, что убиваю только охотников.
— Я склонен больше доверять вашей профессиональной этике, нежели вашим нравственным представлениям. Обещаете соблюдать это условие?
— Даю слово.
— Мне ничего другого не остается, как верить вам на слово. Теперь скажите, какова ваша убедительная причина?
— Я убил бы Альберти, как бы вы ни ответили.
— Почему же?
— Альберти должен выдать полиции преступника. Разумеется, мертвого. И никак с ним не связанного. Именно поэтому он нанял для этой работы меня, хотя любой самый неопытный из его людей справился бы с ней без особого труда. Труднее было обнаружить ваше убежище, мсье Бремон, потому что вы не глупы. Убить же вас — пустая формальность. Для Альберти я идеальный исполнитель: грамотный убийца, труп без опознавательных знаков, оборванная нить в руках полиции. Ему достаточно инсценировать двойное убийство, то есть уже после вашей смерти изобразить дело так, будто журналист Бремон и неизвестный мужчина убили друг друга при невыясненных обстоятельствах. Его люди уже здесь, за углом.
— Откуда вам это известно?
— Я ждал их и видел, как они приехали. Но в общем, в этом не было необходимости.
— Когда вы поняли это?
— В ту самую минуту, когда Альберти предложил мне контракт.
— И вы согласились?
— Да. Я уже вам говорил, что мне знакомы его правила игры, а ему неизвестны мои. Его логика сомнительна с точки зрения морали, зато вполне предсказуема. Она позволяет ему придумать такого рода инсценировку, но мешает понять, что я разгадал его ход, — как раз потому, что я согласился на его условия и принял контракт. В этом у меня перед ним большое преимущество.
— Почему же вы согласились?
— Речь шла о крупной сумме. Но это вторичное побуждение. Меня всегда увлекала способность разума победить силу. А кроме того, когда для тебя нет разницы, жить или умереть, что еще остается, как не играть со смертью? Последний способ придать игре смысл — сделать так, чтобы ставкой в ней стала жизнь.