Начинаю плакать.
Жалеют…
Но недолго, снова мурыжат. На стол несколько раз падает толстый том каких-то законов.
— Не знаю, чего вы от меня хотите! Не знаю! — ору и вскакиваю, бросаясь бежать.
— Тише-тише. Ну ты чего, а? Разревелась. Мы же просто разговариваем, да? Повторим давай… — зачитывает имя фамилию отчество, дату рождения. — Откуда Мирасова знаешь? А вот же написано, официанткой в клубе работаешь. Он его купил… Бла-бла-бла… К девочкам, значит, пристает, и тебя тоже в постель затащил.
— Не затащил!
— Затащит. Поиграть решил. Значит так, Сашенька. Проблемы у тебя. Родину любишь?
Киваю.
— Плохо любишь. Связалась ты с преступником, специализирующимся на краже личных данных и хакерских атаках. Родина в опасности, Сашенька. И твоя свобода в том числе…
— Но я же ничего не делала! И не знала ничего!
— Теперь знаешь, — строго смотрит Кузьмин. — Выбор у тебя невелик. Либо ты с ним, либо с нами. Если ты с ним, скоро за решеткой окажешься, а мы там тебе сладкую жизнь устроим. Хуже бабских зон только зоны по малолетке… Либо ты с нами, и получаешь в итоге свободу и поощрение.
— Но я же свободна. Я же не нарушала.
— Все нарушают, Сашенька. Но не все об этом знают… Сейчас мы тебя еще немного подержим, а потом работай, как раньше, делай все, что нужно… Присматривайся, прислушивайся. Постарайся узнать больше.
Голова кипит.
Тошнить начинает…
Мне плохо.
— Но я же ничего не умею. Вы зря мне это все говорите. Он сразу поймет… Он…
— А ты постарайся, чтобы не понял. Жизнь на кону.
Глава 17
Александра
Мне много о чем говорили, еще раз пухлым кодексом перед лицом помахали, но могли с таким же эффектом просто кирпичом пригрозить.
Все это дурно пахло.
Нашли шпиона — Саньку и дурака — Расула.
Я честно пыталась сказать, что такого, как он, не обманешь! Пыталась, но меня не слушали. Не хотели слушать.
Один ответ:
— А ты постарайся. Старания сделали из обезьяны человека.
Это какой-то сюр…
Меня отпустили, а я чувствую себя грязной и потасканной, едва переставляю ногами к выходу. На душе — похороны и свежий могильный холмик. Даже земля не осела. Хороню свою жизнь, надежды.
На какую новую жизнь ты надеялась? На учебу дененг заработать, в люди выбиться. Хрен там! Сидела бы в Павловске под боком у мамани, слабой на выпивку и имеющей тягу к дерьмо-папане, тянула бы… работу какую-нибудь!
Да хотя бы ногти пилить научилась, чем не работа? Все лучше, чем это…
Теперь… Теперь меня под прицелом держат, и мне так страшно, что я пропотела до трусов за несколько минут, на которые старательно растянула короткий путь до выхода из ментовки.
Все эти лязгающие створки, мужики в форме с оружием.
Разговорчики…
«Прессануть надо, почти раскололся! Протокол вот-вот будет готов!»
Я раньше думала, что правосудие — это что-то на высоком и о справедливости, а не о механизмах запугивания и насильного втягивания в слежку за кем-то.
Во рту словно помойка.
На выходе холодный воздух бьет в лицо, выбивая остатки слезинок из глаз.
Сразу холодно становится. Остатки тепла из тела выдуваются мигом.
Под ногами грязь — снег с дождем намесили черт знает что и небо такое низкое, будто вот-вот будет конец света.
Где приятная, легкая осень? Ночь ее сожрала и отрыгнула вот это — мокрое, холодное, грязное, под стать моему настроению.
Моя обувь мгновенно промокает от соприкосновения с первой же лужей, а их много — то ли асфальт дырявый, как маасдамский сыр, то ли я просто слепо тащусь к остановке, не разбирая пути.
Что же делать? Что же делать?
В голове бьется только эта мысль.
Тело сотрясает крупными судорогами. Уши мерзнут. Шею ломит страшной мигренью. Говорят, это больше возрастное, но у меня бывают такие приступы. Душит безысходностью…
Рядом плавно притормаживает черная, лакированная иномарка, подстраиваясь под мой спотыкающийся шаг.
— Подбросить?
Этот голос бьет по слуху, словно кнутом. Я медленно поворачиваю голову.
Стекло с пассажирской стороны приспущено. За рулем сидит Расул. Одет стильно, лицо, как всегда, с мрачным выражением, но выглядит притягательно. Он вообще… весь притягательный, люксовый, манит. Из салона его классной тачки на улицу пахнет теплом, дорогим автомобильным парфюмом и кожей.
Его подозревают, а меня мурыжили.
Его поймать с поличным не могут, но именно я места себе не нахожу, разве это справедливо?
Мне так обидно. Будто кому-то сверху надоело смотреть за этим миром и он ушел, махнув рукой, мол, сами как-нибудь! Без меня, ребята…