А через несколько часов кто-то просунул ему под дверь белый, сложенный вчетверо бумажный квадратик. Прочтя записку, Малкольм сжег ее на свече.
– …И фрейлины из самых благородных семейств Англии! А сколько приехало с ней слуг и конюхов! Я думаю, не меньше пятидесяти! Представляешь? И еще – дюжина личных горничных! – Мэри в восторге закружилась по комнате. – Вот бы у меня было столько слуг! Интересно только, чем же они все занимаются?
– Бегают по дворцу и делают вид, что очень заняты, – иронически отозвалась Джейми, глядя в окно, где в свете факелов ярко сверкала алая и золотая роспись на дверцах кареты Кэтрин.
– Ах, если бы она взяла меня к себе в свиту! – мечтала вслух Мэри, не замечая сарказма подруги. – Какое это было бы счастье – путешествовать по стране вместе с королем и его прекрасной и любящей королевой!
Джейми, криво улыбнувшись, покачала головой. Взяв лютню, на которой порвалась струна, она понесла ее в угол музыкальной комнаты, где, аккуратно сложенные, лежали другие испорченные инструменты.
– Я уверена, Кэтрин возьмет меня ко двору, – мечтательно продолжала Мэри. – Я стану фрейлиной – можешь себе представить? И все учтивые придворные и благородные рыцари будут добиваться моей руки!
– Блестящая перспектива! – с усмешкой пробормотала Джейми.
Резкий порыв ветра ворвался в окно, разбросал нотные листы, промчался по струнам арфы, заставив их тонко и жалобно зазвенеть. Темное вечернее небо потемнело еще больше: не прошло и минуты, как первые тяжелые капли упали на подоконник, и за окном послышался шум ливня. «Словно у нас в Шотландии летом», – подумала Джейми. Подойдя к окну, она прикрыла его, но запирать не стала, а оставила узенькую щелочку, чтобы в комнату проникал свежий воздух.
– Как ты думаешь, он будет по мне скучать? – спросила вдруг Мэри, рассеянно перебирая струны арфы. – Расстроится хоть немного, когда я уеду ко двору?
Сердце Джейми болезненно сжалось. Мэри заводила этот разговор уже не первый раз, и Джейми прекрасно знала, кого имеет в виду кузина, и говорить ей на эту тему совсем не хотелось. Но промолчать означало навлечь на себя подозрения.
– Кто будет скучать? – спросила она как можно небрежней и равнодушнее. – О ком ты, Мэри?
Мэри пугливо покосилась на закрытую дверь.
– О Малкольме, глупая! – прошептала она. – Конечно, о моем неукротимом шотландце!
– Да, разумеется, – резко ответила Джейми. – Как же я не сообразила, что ты имеешь в виду своего шотландца!
– Так как ты считаешь, ему будет не хватать меня? – не отставала Мэри.
Джейми почти вырвала у нее из рук арфу и понесла в угол.
– Ну, пожалуйста, Джейми, скажи! Он будет по мне скучать?
– Откуда мне знать, глупышка? Я ведь его совсем не знаю!
– Зато я знаю! – воскликнула Мэри, бросаясь к кузине и порывисто обнимая ее. – Иногда мне кажется, что я знала его всю жизнь! Ни разу еще не встречала такого замечательного, ну просто потрясающего человека!
Джейми молчала и смотрела в сторону. Сейчас ей хотелось обернуться и ударить Мэри, чтобы стереть с ее лица эту идиотскую улыбку!
– Ах, Джейми, – в голосе Мэри послышалось сострадание, – теперь я понимаю, как ты тоскуешь без Эдварда! Тебе, должно быть, так одиноко!
Джейми плотнее сжала губы. В горле у нее стоял тугой ком. «Господи, ну как можно быть такой дурой?» – думала она в бессильной ярости.
– А ты видела его сегодня за ужином? – продолжала Мэри, снова возвращаясь к своему обожаемому шотландцу. – Ах, как он красив! И как идет ему черный бархатный камзол, сшитый по приказу лорда Серрея!
Знаешь, я смотрела на него и воображала, как он, в пледе и в килте, с развевающимися волосами, стоит где-нибудь на утесе, а глаза его черны как ночь.
Джейми с тяжелым вздохом отвернулась. За ужином она не смотрела на Малкольма, но память услужливо рисовала перед ней его мужественную красоту.
– А видела ты, что сделала Кэтрин? – снова спросила Мэри, надув губки, словно обиженный ребенок.
Джейми молча покачала головой.
– Я хотела сесть рядом с Малкольмом, а она меня оттолкнула и заняла это место сама! Так неучтиво! Вот скажи, Джейми, разве так должна себя вести будущая королева? В конце концов, я с ним уже давно знакома, а она только сегодня приехала.
– Извини, Мэри, мне еще много нужно сделать, – оборвала ее Джейми и, подхватив две оставшиеся лютни, потащила их к остальным.
– Давай я возьму одну? – предложила Мэри.
– Да нет, это последние. Лучше собери и сложи в стопку ноты.
– А что ты собираешься делать с этим старьем? – спросила Мэри, подходя к куче негодных инструментов и беря в руки старую, треснувшую арфу. – По-моему, оно годится только на дрова.
– Ошибаешься! – повернулась к ней Джейми. – У некоторых инструментов всего лишь лопнули струны, другие нужно просто подклеить.
– Но кто будет этим заниматься?
– Через несколько дней сюда приедет музыкальный мастер из Норвича, – ответила Джейми, снова забирая у Мэри арфу. – Он все починит.
– Но зачем? У нас полно новых инструментов! Предыдущий учитель музыки, который с Кэтрин… ну, которому пришлось уйти. Так вот он не использовал и половины всего, что хранится в этой комнате!
– Я раздам их детям, живущим поблизости от замка, – прервала кузину Джейми, не расположенная к бесконечной болтовне. – Пусть у них будут свои инструменты.
– Детям слуг? – удивленно спросила Мэри. – А ты уверена, что они их вернут?
– Зачем? Я отдам им инструменты навсегда.
– Джейми! Как ты можешь! Они же стоят денег.
Джейми резко повернулась к подруге, почти радуясь тому, что может наконец излить накопившийся гнев.
– Мэри, ты бы подумала немного, прежде чем говорить. Ты только что утверждала, что это старье годится только на дрова. Но стоило тебе услышать, что старые инструменты могут еще пригодиться, что они принесут радость детям бедняков – и ты сразу вспоминаешь, что они стоят денег! Великолепно, дорогая кузина! Что ты предлагаешь? Сжечь их в печи? Или пусть гниют где-нибудь на чердаке? По-твоему, это лучше?
– Джейми, ты иногда бываешь просто несносной, – пробормотала Мэри, покраснев до корней волос. – Да делай с ними что хочешь! Мне-то что! Я только хотела сказать, что ты и так много возишься с этими неблагодарными маленькими…
– Достаточно, кузина. Можешь думать что хочешь, только, пожалуйста, не лезь в мои дела!
– Я лезу в твои дела? И не думала! – И Мэри оскорбленно зашагала к двери.
«Наконец-то!» – сказала себе Джейми, вздохнув с облегчением. Однако Мэри так и не покинула музыкальную комнату. Примерно на середине пути шаг ее замедлился, затем она остановилась, как бы в задумчивости, – и вдруг, пораженная какой-то новой мыслью, бросилась обратно.
– Знаешь что! – воскликнула она, мгновенно забыв о только что произошедшей размолвке. – Я сделаю первый шаг! Сама скажу ему, что уезжаю! Нехорошо будет, если он узнает об этом от посторонних!
Взглядом, полным отчаяния, Джейми обвела комнату. Бежать было некуда.
– Он, конечно, никогда не решится открыто дать мне знать о своих чувствах – ведь он пленник, да к тому же шотландец.
Джейми ударила ладонью по столу, прервав Мэри на полуслове.
– Да, Малкольм шотландец! И что из этого? Разве шотландцы – не такие же люди, как англичане? Оставь этот идиотский снобизм для Кэтрин и ее фрейлин!
– Да что с тобой сегодня, Джейми? Почему ты так расстроилась?
– А ты как думаешь? – дрогнувшим голосом ответила Джейми. – Да, Малкольму Маклеоду не повезло – он попал в плен к Эдварду. Но от этого он не перестал быть благородным дворянином, вождем своего клана. Граф Серрей и Френсис относятся к нему как к дорогому гостю. Они почему-то не видят в нем варвара; и ты, хотя бы из уважения к ним, должна смотреть на него как на равного себе.
– Я и…
' – Разберись в себе, Мэри! – продолжала Джейми. – Только что ты восхищалась его красотой, мечтала завоевать его сердце – и тут же отзываешься о нем как о каком-то преступнике лишь из-за того, что он родился в иной стране и попал в плен. Ты уж определись как-нибудь! Кто он для тебя – грязный пес или герой твоего романа? Что ты чувствуешь к нему – любишь или ненавидишь?