Настал и второй важный день. Когда близнецам исполнилось 10 лет, Симона повезла их в Бас-Тер. Это небольшой, не слишком примечательный городок. Обращают на себя внимание лишь несколько зданий, построенных Али Туром, тунисским архитектором, которому правительство доверило восстановление города после урагана 1928 года. Особенно выделяются здания Генерального совета и Префектуры. Симона часто ездила в Бас-Тер за нотной бумагой, чтобы записывать свои сочинения. Детей она брала с собой редко. Где найти денег на три билета на автобус туда и обратно? И чем их кормить, кроме как бутербродом с треской, купленным в одной из лавочек у рынка?
Но на этот раз ей захотелось развлечь сына с дочкой. Они сели на автобус «Божья вера», который делает большой крюк. Дорогу, ведущую от Ослиной Спины до Бас-Тера, путеводители называют роскошной – и это не преувеличение. Ее окаймляют так называемые «огненные деревья», которые в это время года превращаются в алые купы, и она почти нависает над морем, так что вы словно парите меж синевой неба и синей сверкающей водной гладью, раскинувшейся налево от потока машин.
Когда они прибыли на рынок – шумный, многоцветный, как все рынки в тропиках, – им захотелось купить плоды с коричневой кожицей, саподиллы; саподилловой часто называли бархатистую кожу негритянок из-за схожести оттенка. Но с чего началась перебранка с торговкой? Никто не разобрался. Эта женщина с немытыми волосами, убранными под платок с желто-зелеными квадратами, и лоснящимся от пота лицом вдруг набросилась на Симону и вертящихся возле нее детей и разразилась бранью на грубом, ядовитом креольском:
– Только поглядите на этих черных голодранцев, ходячая нищета! Мои фрукты для них, видите ли, кисловаты. Да такие, как вы, и права не имеют ступать по нашей земле!
В тот день Иван и Ивана узнали, что принадлежат к самой презираемой части общества и каждый, кому заблагорассудится, может унизить их. В своем поселке они не замечали «социальных различий». За исключением школы и мэрии там не было ни больших зданий, ни красивых особняков с цветущими садами. Все жили в схожих своей убогостью хижинах. И все хотели одного – хоть как-то заработать на жизнь, все мечтали о кусочке счастья.
В один миг они осознали, что кожа у них черная, волосы – курчавые и что их мать трудится в поте лица в поле за мизерную плату. Ивана испытала от этого открытия большую горечь. Она пообещала себе, что однажды отомстит за мать и вознаградит ее всеми дарами мира. Да, когда-нибудь она напоит свою мамочку чистейшей амброзией. Иван же, напротив, кипел от гнева на подлую жизнь и проклинал судьбу, которая пристроила его среди отбросов общества.
Симона прекрасно понимала, что происходит в душах ее детей. Для нее самой нападки торговки были делом привычным и никак не задевали. Куда больше печалила ее история с Лансана, который заморочил ей голову сказками о некой стране, где цвет кожи якобы не имеет значения и где нет ни богачей, ни бедняков. Сладко пел этот Лансана, вот и все, что можно о нем сказать.
Покинув рынок, Симона с детьми направились в один магазинчик под вывеской «Озеро Комо», недалеко от здания Генерального совета. Там продавались аккордеоны, саксофоны, струнные и бесчисленные ударные инструменты: от высоченных барабанов, на которые музыканту приходилось садиться сверху, до миниатюрных, скромно ютившихся в углу. Почетное место в магазине занимала гитара, принадлежавшая Джими Хендриксу, и ситар Джона Леннона. Владельцем был мулат, некогда познавший славу как аккомпаниатор Жерара ла Вини[12], когда тот выступал в клубе «Чайка» в Париже. Он сразу строго цыкнул на детей:
– Попрошу вас ничего не трогать.
После скандала на рынке это замечание стало для Ивана последней каплей; часто одна искра бывает причиной большого пожара, так и эти слова стали благодатной почвой для бунта.
С этого дня оценки Ивана становились все хуже и хуже, и он действительно потихоньку превращался в бандита – хотя получил это прозвище скорее в шутку. Еще совсем мальчишка, он начал красть все, что плохо лежит. Симона только руками разводила. Наконец у нее возникла идея, показавшаяся ей спасительной: надо обязательно сообщить Лансана, что его сын, которым тот совершенно не занимался, становится неуправляемым.
Но худшее было впереди. В начале октября в местной школе появился мсье Жереми, светлокожий метис, коренастый, с коротко стриженными седыми волосами и «бородкой аятоллы». Это был человек необыкновенный. Не стоило судить о нем по одежде – рубахе из дешевого хлопка и мешковатым линялым джинсам, таким же, как у всех местных, купленным по дешевке. Он объездил весь мир. Но в каких именно странах он побывал? Точной информации не было. Болтали, что его «сослали» в Ослиную Спину из-за серьезного проступка. Но в этом пункте мнения расходились; одни говорили, что он обрюхатил женщин больше, чем было волос у него на голове, другие – что он путался с мужчинами, третьи – что он разбогател на торговле наркотиками. Но утверждать что-либо с уверенностью не мог никто.