— Но это же неправда, Гера! — закричала я. — И вовсе это не он! — Но меня никто не слушал: все орали и смотрели на Веньку. А он совсем сжался в комок и уставился в парту.
— А кого он побил? — спросила Зоенька, когда шум немного улегся.
— Это неважно, — гордо сказал Гера, — я не доносчик.
Тут снова поднялся крик, а я совсем не знала, как мне быть, — ведь ясно же: Венька сразу поймет, что это я рассказала все Г. А.
— А ты точно знаешь, Гера? — спросила Маргарита Васильевна.
— Точно, — ответил Г. А., — и еще не один, а со своими дружками.
— Это действительно… — сказала Маргарита Васильевна и развела руками. — Не знаю уж, как тут быть. Решайте сами…
— Надо обсудить, — серьезно сказал Коля Матюшин.
— И осудить, — добавил Апологий, и опять было непонятно, то ли он всерьез, то ли валяет дурака.
А я невольно посматривала на белобрысого Семена и думала, почему же он молчит — ведь он-то хорошо знает, как было дело. А он молчал и только внимательно и с любопытством посматривал на кричащих ребят. «Ну и ладно, — сердито подумала я, — посмотрим, какой ты такой, рыцарь?!»
— А чего там обсуждать, — кричал Петька Зворыкин, — собраться всем и дать как следует и Жуку и его компашке, чтобы знали!
— Как же, дашь им… — с опаской сказал Коля Матюшин.
И тут заговорили и закричали многие.
— С ними только свяжись! — кричал один.
— Это такие! Я их знаю, — ныл другой.
— Они и ножом могут, — пропищала Зоенька.
— Сдрейфили, да?! — орал Петька.
— И потом, — рассудительно сказал Г. А., — это не метод…
— Правильно, — сказал Апологий, — их надо вовлекать и воспитывать.
Я молчала и только поглядывала то на Семена, то на Веньку. Семен тоже молчал и хмурился, а Венька сидел, все так же уставясь в парту. Хорошо — подождем, посмотрим…
— А я считаю, что Петька прав, — вдруг сказал худенький и маленький Гриня Гринберг. — А вы как думаете, Маргарита Васильевна?
Маргоша встала и поправила свою красивую прическу.
— Я думаю, что в принципе, — сказала она задумчиво, — Гера прав: это не метод. Но… но, с другой стороны, если они бьют девочек… — Она развела руками и чуть заметно улыбнулась. — Есть же среди вас… рыцари…
— Правильно! — закричал Гриня. Он вскочил и проткнул воздух рукой, как шпагой. — Шпаги наголо, господа! Шпаги наголо!
Тут опять все загалдели так, что ничего понять было невозможно.
— Да бросьте вы орать! — вдруг громко крикнула новенькая Татьяна.
Все замолчали и повернулись в ее сторону. Она встала.
— Что ты хочешь сказать? — спросил ее Г. А.
— А вот что: из ста зайцев не составишь одну лошадь, — презрительно сказала Татьяна и села.
— Это ты к чему? — удивился Петька.
— А ни к чему, — пожала плечами Татьяна, — поговорка есть такая.
— Это мы зайцы, что ли? — обиженно спросил Коля Матюшин.
— А ты подумай, — сказала Татьяна, усмехаясь.
Все озадаченно смотрели на нее, и тогда Маргоша сказала довольно решительно:
— Ну ладно, все это действительно надо серьезно обдумать. А сейчас…
— А что с Жуком… с Балашовым будем делать? — спросила Зоенька.
— Обсудить! — пропищала Юлька.
— И осудить, — опять проскрипел этот чертов Апологий.
И тут поднялся Семен.
— Нечего обсуждать, — сердито сказал он. — Вы на него посмотрите, — он ткнул пальцем в сторону Веньки, — на нем лица нет. Значит, осознал.
— Ну да! Осознал он, — заверещала Юлька. — Как же!
— А если не осознал, — вдруг усмехнулся Семен, — значит, и совсем наказывать незачем, — это ему тогда все равно что об стену горох.
— Хм-м, — сказала Маргарита Васильевна, — несколько странный логический ход.
Все удивились, а у Веньки лицо сделалось вытянутым, и он почему-то зло посмотрел на Семена.
— А кого он все-таки побил? — настойчиво спросила Зоенька.
— Да не все ли равно, — рассердился Гриня, — важен факт.
Я обрадовалась, но тут же заметила, что трясучий Апологий, ухмыляясь, пялит на меня глаза. Я вся сжалась, а он подмигнул мне и сказал, растягивая слова:
— А вы-ы не-е до-га-ды-ваетесь?
И тут кое-кто тоже стал пялить глаза.
— Ну, чего вы, — пробормотала я, — у меня соринка.
— Знаем мы, какая соринка! — захохотал этот трясучий тип.
Тут встала Маргоша, но я уже не слышала, что она говорила, потому что выскочила из класса.
Я мчалась по улице, и мне было тошно. Домой! Скорее домой! Там — умный-разумный папа, там — добрая, ласковая мама, там смешной, но я знаю, что он любит меня, Витька, там ба-а-абушка… Нет, реветь не буду! Не буду, и все! Там полковник, с которым, наверно, можно поговорить всерьез.