На углу он остановился, снял руку с моего плеча и сказал, глядя в сторону:
— Понимаешь, Сеня, я и сейчас домой не могу, — он развел руками, — дела тут такие. Маме скажи, чтобы не волновалась. Приду к ужину.
Я только рукой махнул — что с ним будешь делать.
17.15 — 18.00 — Пока шел домой… Нет, не буду сейчас ничего писать. Потом расскажу. В общем, сорок пять минуток пшикнули, сгорели голубым огнем, совершенно непроизводительно. Дела!
18.00 — 18.25 — Пришел домой и успокоил маму насчет отца, а она все равно беспокоится — Мишки, паразита, нет. Понесся искать. Двадцать минут искал этого тунеядца. Нашел у самой Невы. Идет как ни в чем не бывало, посвистывает, а Повидло какую-то корягу тащит и хвостом виляет. Тоже тунеядец порядочный.
— Где был? — спрашиваю Мишку.
— А мы на Петропавловку прошвырнулись.
Ну, я не выдержал: дал Мишке подзат., а Повидло хорошего пинка под… Так они еще обиделись!
18.25 — 19.00 — Обедали. А после обеда я все-таки заставил этого тунеядца Мишку посуду вымыть. И даже не слушал, что он там поет, а взял и ткнул его мордой в раковину. Правда, получил замечание от Ангелины Павловны.
— Ф-фу, Сеня, — сказала она басом, — от тебя я этого не ожидала. Такой воспитанный мальчик и… физические методы. Фи!
— А, катитесь вы! — сказал я. Уж не знаю, как это у меня вырвалось, но вырвалось, факт.
19.00 — 19.10 — Десять минут извинялся перед Ангелиной! Ну, наконец простила. Даже по голове погладила.
19.10 — 20.10 — Делал уроки. Занятая только начались, и уроков не так уж много, но все же час ухлопал. Бати еще нет.
20.10 — 22.00 — Засадил Мишку за уроки. Десять минут туника несчастного засаживал. Чуть было опять не применил физический метод, да маму пожалел. Она ужасно это переживает.
— Иди, Сеня, погуляй, отдохни, — сказала мама, а потом, словно извиняясь, добавила: — Если сможешь, в аптеку забеги. Наверно, лекарство готово… А то Мишутка потом сбегает…
— Нет уж, никуда Мишутка не сбегает. Набегался, — сказал я и взял рецепт.
В аптеке я потерял минут десять. Занес лекарство домой, а потом до 22.00 гулял. Ну, это время личное, имею я на него право или нет? Раз имею — значит, делаю, что хочу, и хронометраж тут ни при чем. А что я в это время делал, расскажу в другой раз. Между прочим, всего-то полтора часика и погулял, но рассказать есть о чем.
22.00 — Пришел домой. А дальше все неинтересно. Пришел батя. Ужинали. Телик немного посмотрели. Батя сидел мрачный, а раз он мрачный, значит, спрашивать у него ничего не надо. Сам расскажет, если захочет, — такой у нас порядок. Но он ничего не рассказал, а только, когда уже из-за стола вставали, спросил меня:
— Слушай-ка, ты Балашова-мальчишку знаешь?
— Веньку, что ли? Из двадцать седьмого?
— Да.
— Знаю. А что?
— Ничего… так. Завтра поговорим. Ну, я пошел.
— Опять, Вася? — спросила мама.
— Что сделаешь, Люда.
И уже в дверях опять спросил меня:
— Ну, как твой хронометраж?
Я только рукой махнул и пошел отдавать дяде Саше часы. Вот и весь хронометраж!
Глава вторая
…Дядя Саша лежал на тахте и читал, и вид у него был такой довольный и спокойный, что я даже позавидовал — вот у кого время наверняка зря не уходит. В комнате у него хорошо и интересно. У тахты большая лампа на палке с абажуром — торшер называется. Вдоль стен — полки с книгами, а на стенах и в стеклянном шкафу много разных сувениров, прямо музей. Он ведь весь мир облетал и отовсюду привозил что-нибудь интересное. «Тряпки меня не интересуют, их я и дома купить могу, — говорит он, — а вот такую штуковину, например, где ты увидишь? Разве в музее только. — И он показывал какую-нибудь страшнейшую маску, или красивую раковину, или открытки с видами разных стран. — Вот это — интересно: тут и история, и география, и память», — говорит дядя Саша. И я ему очень завидую.
— А-а, здорово! — сказал дядя Саша, когда я вошел. — Ну, как делишки?
Я протянул ему часы, он положил их на столик около тахты и посмотрел на меня с любопытством.
— Сделал хронометраж? — спросил он.
— Сделал, — сказал я и махнул рукой.
— Что так мрачно? — спросил он и засмеялся.
— Ерунда получилась, — сказал я.
— Дай-ка сюда.
— Да не стоит. Чепуха на постном масле.
— Давай, давай, вместе разберемся! — И он протянул руку за моим блокнотиком.
«Ладно уж, — подумал я, — может, он чего интересное скажет». И отдал ему блокнот. Ну и хохотал же он. Прямо по тахте катался и даже слезы вытирал. Я чуть было не обиделся, но он так здорово смеялся, что я тоже не выдержал и начал смеяться вместе с ним. Он наконец отхохотался и уже серьезно сказал: