— Не торопись, не торопись, Веснушка.
Я даже рот открыл от удивления: такой здоровенный парень, а голосок писклявый, как у крысы. Я сразу перестал его бояться.
— Куда торопишься, Веснушка? — спросил он.
— А тебе какое дело! — сказал я.
— Не груби, не груби старшим, Веснушка, — пропищал он.
— Какая я тебе «веснушка»! — Я начал уже злиться.
— А что? Разве нет? — сказал он и потыкал меня пальцем в щеки. — Еще какая Веснушка! — И он опять засмеялся, а мне опять почему-то стало страшно. Честное слово, у него клыки были…
— Чего тебе надо?! — сказал я. — Ногу еще подставляет… дылда стоеросовая.
Я попробовал вырвать плечо, но он сжал его еще крепче, так, что я чуть не заверещал.
— Не сердись, не сердись, Веснушка, — запищал он, — у меня к тебе дело есть. Ты на Моховой живешь?
— Ну, на Моховой, — сказал я нехотя, — а тебе-то…
— А в каком доме?
— Да тебе-то что? — заорал я.
— Значит, надо, коли спрашиваю, — сказал он.
— Пусти! — сказал я. — Ой! В этом, в этом! — Я ткнул пальцем в сторону своего дома.
— Так, — сказал он, — а из двадцать седьмого кого-нибудь знаешь? Пацанов каких-нибудь?
— Знаю, знаю! Пусти!
— Кого знаешь, Веснушка?
— Слушай, — взмолился я, — отпусти ты мне плечо, я тебе и так скажу.
— Сбежишь?
— Нет!
— Дай честное, — он усмехнулся, — честное пионерское.
— Да ей-богу, не сбегу! — сказал я. Буду я еще каждому типу честное пионерское давать.
— Ишь ты, побожился! — удивленно пропищал он и отпустил мое плечо.
Я все-таки хотел дать деру, но что-то меня удержало. Вдруг стало интересно, что этому типу надо и кто он такой. Я не побежал, а стоял рядом с ним и только потирал плечо.
— Костьку из двадцать седьмого знаешь? — спросил он. — Фуфлу?
Тут уж мне совсем интересно стало — какие у этого типа могут быть дела с Фуфлой?
— Знаю.
— Тогда сходи к нему, он в тридцать первой квартире живет. И скажи, что его ждут.
— А кто? Ждет-то кто?
— Скажи… сосед. Понял? Я тут в садике буду. Ну, топай. Погоди. — Он снова ухватил меня за плечо. — Если его дома нет, ты никому ничего не говори. Понял? Только ему, понял? Да, смотри, если смоешься — я тебя из-под земли достану. — И он опять засмеялся, и глаза у него опять стали как две черные дырки.
Я пошел, а почему — и сам толком не знаю. Не то что испугался, а, пожалуй, любопытно мне стало и подозрительно что-то — больно уж тип какой-то странный.
В тридцать первой квартире мне открыла дверь толстая, накрашенная, как кукла, женщина в халате.
— Тебе кого, мальчик? — спросила она.
— Мне… Фуфлу, — сказал я и осекся. Вот, ляпнул!
Она засмеялась.
— Кого, кого?
— Костю, — вдруг вспомнил я Фуфлиное имя.
— Костю? — она посмотрела на меня подозрительно. — Зачем?
Ненавижу врать, да, что тут сделаешь, соврал:
— У нас сегодня… тренировка… в футбол. А он не знает.
— Фу-у-тбол? — удивилась женщина. — А я и не знала, что…
И тут в переднюю вышел сам Фуфло, собственной персоной. Увидел меня и разинул рот.
— Ты чего? — спросил он, когда пришел в себя.
Женщина смотрела на нас во все глаза.
— Ты что, не знаешь, что у нас тренировка сегодня! — заорал я. — Всю команду подводишь!
Фуфло опять разинул рот. Потом закрыл его и хотел что-то сказать, но я ему не дал.
— Пошли, пошли, нечего тут! — снова заорал я и стал толкать и тянуть его к двери, а он снова разинул рот, и так я его с разинутым ртом и вытащил за дверь и сразу ее захлопнул. Но женщина открыла дверь, высунулась и сказала очень ласково:
— Костенька, что же ты мне не говорил, что в футбол играешь?
Фуфло хотел что-то вякнуть, но я ткнул кулаком под ребра.
— Забыл, — мрачно сказал он, и видно было, что он ничего не понимает.