— Обсудить! — пропищала Юлька.
— И осудить, — опять сказал этот чертов Апологий.
И тут поднялся Семен.
— Нечего обсуждать, — сказал он сердито. — Вы на него посмотрите, — он ткнул пальцем в сторону Веньки, — на нем лица нет. Значит, осознал.
— Ну, да! Осознал он, — заверещала Юлька, — как же!
— А если не осознал, — вдруг усмехнулся Семен, — значит, и совсем наказывать незачем — это ему тогда все равно что об стенку горох.
— Хм-м, — сказала Маргарита Васильевна, — несколько странный ход.
Все удивились, а у Веньки лицо сделалось вытянутым, и он почему-то зло посмотрел на Семена.
— А кого он все-таки побил? — настойчиво спросила Зоенька.
— Да не все ли равно, — рассердился Гриня, — важен факт.
Я обрадовалась, но тут же заметила, что трясучий Апологий, ухмыляясь, пялит на меня глаза. Я вся сжалась, а он подмигнул мне и сказал, растягивая слова:
— А вы-ы не-е до-га-ды-ваетесь?
И тут кое-кто тоже стал пялить на меня глаза.
— Ну, чего вы, — пробормотала я, — у меня соринка…
— Знаем мы, какая соринка, — захохотал этот трясучий репейник.
Тут встала Маргоша, но я уже не слышала, что она говорила, потому что выскочила из класса.
Я мчалась по улице, и мне было тошно. Домой! Скорей домой! Там… умный-разумный папа, там — добрая, ласковая мама, там смешной, и я знаю, что он любит меня — Витька, там ба-а-абушка. Нет, реветь не буду! Не буду, и все! Там полковник, с которым, наверно, можно поговорить всерьез.
Я мчалась по всем улицам и — вот странно: не могу припомнить, о чем я думала. Стоял у меня перед глазами почему-то лес, в который мы ходили с Маргошей и Герой и со всем классом в прошлом году.
Пожалуй, я все-таки немного ревела, потому что какой-то старый дядька с красной повязкой на рукаве меня остановил и спросил:
— Что случилось?
— Не ваше дело, — сказала я, а он схватил меня за рукав и сердито сказал:
— Ты под трамвай попадешь, дуреха. Как же это не мое дело.
— Никуда я не попаду, — сказала я. — Мне надо домой.
— Василий Никанорыч! — крикнул этот дядька. — Я тут разберусь, а вы постойте на два пункта…
Я не слышала, что и кто ему там ответил, только почувствовала, как он крепко взял меня за локоть — не так, как Семен, а покрепче — не вырваться.
— Не чуди, — сказал дядька, — мчишься, словно с горы. Идем.
И повел меня в садик на Белинского — туда, где кукурузные хлопья раньше продавали.
Усадил на скамейку и спросил:
— Где живешь?
— Тут рядом — на Моховой.
— Куда бежала?
— Домой.
— Почему плакала?
— Нипочему.
— Так. От кого бежала?
— Ни от кого.
— Почему плакала?
— Мое дело.
— Так.
— Да ничего не случилось! Чего вы пристали?!
— Не-е-ет! Чего-то случилось. Такая девчонка не станет просто так плакать.
— Какая девчонка?
— Да вот такая…
— Дяденька, я домой побегу…
— Ну, — сказал он и вздохнул почему-то. — Беги, если надо.
— Спасибо, — сказала я и побежала, и, вот странно, слезы-то у меня высохли.
…А под аркой стоят Венька Жук и белобрысый Семен. Они стоят друг против друга, как петухи. Руки у обоих в карманах, брови нахмурены, и смотрят они друг другу в глаза так пристально, что меня даже вначале и не заметили. Господи, ну что за мальчишки такие — опять драться! Но они пока не дерутся, а только шипят друг на друга сквозь зубы.
— Д-добренький! — шипит Венька. — Пож-ж-жалел!
— Ну, и пож-ж-жалел, — шипит белобрысый.
— А на ш-ш-иш-ша мне…
— Чч-чудило…
— Сам — ч-чудило. Мне теперь из-за твоей жалости хоть в школу не ходи…
— Да брось ты! Шальной какой-то…
— Ну, мы тебе ещ-ще покаж-жем!
— Это мы твоей компаш-ш-шке покаж-жем!
— Ха! Из ста зайцев не сделаешь лошади. Понял?
— И заяц, если его много бить, может спички зажигать!
— Ч-чо? Ч-чо?
— А вот то!
И я смотрю — они уже надвигаются друг на друга и сейчас полетят пух и перья. Ох, до чего же они мне надоели!
— Эй! Вы! — кричу я и расталкиваю их. — Дайте пройти!
Они разлетаются в разные стороны и стоят у стенок, разинув на меня рты а я бегу домой — что мне, в самом деле, больше всех нужно?..
Глава IV. „Чаргоггагоггманчауггагоггчаубунагунгамаугг“
С кухни я пошла к себе в комнату — не хотелось никому показываться на глаза, и, вообще, надо было кое о чем подумать.
Дверь в папину комнату была приоткрыта, и оттуда слышались голоса.