— Почему абсолютно, почему абсолютно? — бормочу я, — я его знаю… то есть не знаю… ну: в общем, знаю… и не знаю…
— Мистика! — говорит папа и машет пальцем перед моим носом, — финтишь, Мария. Мария, не финти!
— Да я не финтю, я…
— Надо говорить — финчу.
— Ну, финчу.
— Ага, значит, финтишь.
— Да не финтю, — уже кричу я, — я сказала, что я не финтю, а финчу…
— Я и говорю — финтишь.
— Папа, — я стараюсь говорить спокойно, — папа, это ты мне сказал, что надо говорить — фин…чу, ну, вот я и…
— Словом, ты и тут фин… — но в этот день неожиданности сыпались, как из какого-то мешка. Не успел папа договорить — послышались три веселых звонка в передней. И я сразу выскочила открыть. В дверях стояла наша дворничиха Светлана — такая хорошенькая татарочка, а за ней какой-то огромный военный с погонами полковника.
— Папа дома, Машенька? — запела Светлана. — Вот этот товарищ, — она сделала глазки в сторону военного, — его разыскивает.
— Папа, — крикнула я, ужасно радуясь, что получила отсрочку, и удивляясь, кто бы это мог быть — у нас знакомых военных вроде бы и нет, вообще папа и по службе никакого отношения к военным не имеет — он преподает литературу в педагогическом институте.
— Папа! К тебе.
Папа вышел в переднюю и зажег свет.
— Кто там? — сердито спросил он. Увидел Светлану и улыбнулся. Между прочим, я еще давно заметила — он всегда ей улыбается.
— А, Светланочка, — ласково сказал он, — чем могу служить?
— Григорий Александрович, — опять запела Светлана, — вот товарищ военный разыскивает, ой как интересно, по всему Ленинграду одного своего товарища, он его, понимаете, с самой войны не видел. Зовут его Гриша Басов. Вот я и подумала, что, может…
— Я Басов, — сказал папа, и я увидела, что он волнуется. — Проходите, пожалуйста.
Полковник шагнул в переднюю. А дальше, дальше случилось такое, что я, наверное, до самой смерти не забуду и, как вспомню, мне реветь хочется.
Военный вошел в переднюю и уставился на папу, а папа уставился на него. Он был намного старше папы — голова у него была совсем седая и под глазами много мелких морщин, но он был красивый, настоящий офицер — это я сразу заметила. Они долго молча смотрели друг на друга, а у Светланы голова завертелась из стороны в сторону — то на папу, то на полковника. И я тоже пялила на них глаза и тоже почему-то волновалась так, что сердце чуть не выпрыгивало.
Потом полковник снял фуражку, достал платок и вытер пот со лба. И тихо засмеялся. Он посмотрел на Светлану и сказал:
— Он, понимаешь. Он. Гришка Гвоздик.
Тогда папа снял очки, руки у него дрожали.
— Дядя Вася, — тихо сказал он, — Василий Андреич, комбат, товарищ комбат…
А полковник стоял и улыбался. А папа вдруг подошел к Светлане и поцеловал ее в щеку, потом подошел ко мне и меня тоже поцеловал в щеку, а потом убежал в комнату. Мы слышали, как папа кричал что-то в комнатах, а потом появился, подталкивая испуганную маму. За ними выплыла бабушка, а за ней протиснулся в переднюю Витька.
— Вот, дорогие мои, — торжественно сказал папа, — это тот самый человек, который… которому… которого, — папа махнул рукой, — словом, это тот самый человек, — папа снял очки и начал их быстро-быстро протирать, — он меня нашел, а я его нет, но он меня нашел, и я просто не знаю, что сказать. Так это прекрасно. Вот.
— Григорий, — сказала бабушка в нос, — ваше волнение очень трогательно, но, может быть, вы нам скажете все же…
— А разве я не сказал? — удивился папа. — Это командир батареи товарищ старший лейтенант Василий Андреевич Волжанин. Это… мой комбат.
— Боже мой, — сказала мама. — Витя, принеси мне капли Зеленина.
— Не пойду, — сказал Витька, — мне тоже интересно.
Бабушка величественно выдвинулась вперед.
— Это как в романе, — сказала она опять почему-то в нос и улыбнулась самой любезной улыбкой, — вы читали роман, не помню уж чей, «Бомбы падают вниз»? Вот там довольно похожая ситуация.
Папа сердито посмотрел на нее, а мама дернула за рукав.
— Не понимаю… — начала бабушка.
— Ой, — спохватилась мама, — а что же это мы здесь стоим?
— Да, в самом деле, — сказал папа.
— Просим, просим, — сказала бабушка.
— Проходите, проходите, — сказала мама.
— Прошу, прошу, — сказал папа.
И все они начали толкаться в дверях, стараясь пропустить вперед Василия Андреевича и только мешая ему и друг другу. Наконец, кое-как все протиснулись в комнату и принялись усаживать гостя, выбирая ему лучшее место.