Дело в том, что на пороге стоял ребе Тауб. «Стоял» – не самое подходящее слово. Он находился на пороге, а вот стоял он там или нет – вопрос открытый. Он так сгорбился, что глаза глядели прямо в пол. Согнулся бы еще немного – и длинная борода начала бы мести кафель. Худую, как у скелета, руку он положил на косяк, чтобы не пошатнуться.
Я подумал, что он, видимо, потерялся. Старые люди часто теряются. Но потом он вдруг окликнул меня:
– Розен?
Из-за спины у него появился какой-то человек помоложе и подтвердил ребе, что он действительно оказался в палате у Розена.
Человек помоложе взял ребе Тауба за руку и завел его внутрь. Папа отступил в сторону, давая им пройти. Зиппи вскочила, схватила стул, на котором сидела, указала на него.
Ребе Тауб вытянул палец в направлении моей кровати. Зиппи пододвинула туда стул.
Помощник ребе подвел его к стулу.
Словно в замедленной съемке дряхлый ребе потянулся ко мне. Когда он дотронулся до моей руки, мне показалось, что он сейчас рассыплется в пыль, как пожелтевший листок бумаги. Но ребе не рассыпался и остался в том же номинально живом состоянии, в котором пребывал секунду назад.
Так мы все и сидели, замерев, в неловком молчании. Вид у ребе был усталый, мне казалось, что нужно бы ему предложить лечь на кровать, вот только у меня не было уверенности, что самому мне хватит сил встать, а вдвоем мы бы всяко не поместились.
Через минуту папа шагнул поближе к кровати, протянул ребе руку для пожатия.
– Великая честь видеть вас у постели моего сына, – сказал он. – Мы от всей души признательны вам за заботу и ваше присутствие. Уверен, все мы сходимся в том, что, хотя сын мой своими поступками и нарушил еврейский закон и правила нашей общины, но он достаточно наказан тем, какие испытания выпали на его долю. Мы с пониманием относимся к тому, что община пока не готова принять его обратно. Видите ли, ребе, мне и самому непросто понять его мотивацию и даровать ему отеческое прощение. Однако не могу не упомянуть, что наш строительный проект весьма продвинулся к…
Ребе Тауб прервал его, подняв в воздух один палец.
– Ну, – сказал он. А потом добавил еще несколько фраз. Получалось в основном шипение и бормотание, причем все это не по-английски, лично я не разобрал ни слова. Закончил он той же приговоркой, которую я уже слышал от него в иешиве: – Видишь, да?
Папа как минимум сделал вид, что все видит. Он кивнул, подвигал зрачками. Причем вместо того, чтобы встретиться с Таубом взглядом, он опустил его вниз, к ногам ребе.
Лично я ничего не видел. Я понятия не имел, что несет этот древний чувак.
Тауб продолжал – речь его с некоторой натяжкой даже можно было назвать оживленной. Он еще и жестикулировал, указывая костлявой рукой на папу.
– Видите, да? – повторил он.
Папа снова кивнул.
Но кивка было недостаточно.
– Да? – повторил Тауб.
– Да, – сказал папа. – Да, ребе.
Я понятия не имел, что происходит. Будто смотришь какую-то спортивную игру, совсем не зная правил. Можно примерно догадаться, кто выигрывает, – и все.
Ребе Тауб не унимался.
Я бросил взгляд на Зиппи. Она схватила телефон, замолотила по нему пальцами. У меня на экране стал появляться перевод.
«Тауб говорит, что многоквартирный дом не имеет никакого значения в свете этой страшной трагедии, он пустое место в сравнении с погибшими людьми. Говорит, что ты был прав, когда очистил надгробия, и херем на тебя наложили несправедливо».
– Да, да, – сказал папа.
«Папа говорит да, – написала Зиппи, – причем да в данном случае вполне официальное утверждение».
«Английский я знаю», – ответил я.
Зиппи продолжила: «Теперь Тауб говорит, что ты герой, потому что спас жизнь человеку. Кто этот человек, не важно – ребе цитирует “Санхедрин” в подтверждение своих слов».
– Да, да, – повторил папа.
Тут ребе Тауб вытянул палец и начал им папе грозить. Папа отступил на шаг, как будто его оттолкнули.
«Тауб назвал папу безмозглым ослом», – сообщила мне Зиппи.
«Ну, с мозгами-то у него порядок», – возразил я.
Тут голос Тауба вдруг сделался каким-то шершавым и начал стихать. Глаза его ищуще заметались по комнате. Теперь пришел мой черед переводить.
«Ребе нужно водички», – написал я Зиппи.
Она подскочила, вылетела из палаты, через миг вернулась с чашкой. Подала ее ребе Таубу, тот принял с поклоном. Пока он пил, вода выливалась изо рта, стекала по бороде, капала на стул. Мы все делали вид, что не замечаем.
Тауб поставил чашку на тумбочку у кровати, встал. Помощник подошел взять его за руку.
Тауб повернулся ко мне.