Потом Хан всё-таки добирается до мостика, проверяет состояние корабля и замороженного экипажа, вбивает команды в консоль «Ханны-два», переводит все оповещения в капитанскую каюту и отправляется запускать процесс открытия капсул. Криостаз в них особенный, требует – особенно после такого перерыва в активной деятельности! – медленного и постепенного извлечения. Хана передергивает от воспоминания о своей капсуле, мутном сознании и мучительной боли, поэтому настраивает он компьютер на максимально щадящий режим перехода из состояния пассивного в активное – на все про все уйдет два месяца. Хан готов ждать, никаких осечек тут быть не должно.
Тем же вечером, уже у себя в каюте, разглядывая с Артуром космические пейзажи – за иллюминатором переливается туманность Конская Голова – Хан возвращается мыслями отчего-то не к экипажу, а к прыгающей, будто девчонка, Ханне. Сердце, вроде бы вошедшее уже в здоровый ритм, опять пропускает удар, а потом срывается в галоп, и диктатор не может объяснить эту странность. Щеки опаляет внутренним жаром, и очень хочется обнять Ханну. А потом – не отпускать, никогда и ни за что!..
Чувство родства снова подымает голову и требует каких-нибудь решительных действий. По-видимому, что-то такое происходит и с его лицом, потому что Артур ни с того ни с сего спрашивает:
- А как вы с Ханной познакомились и сошлись? – неужели у Хана все настолько явно значится на лбу?.. – Она упоминала, что вы пара…
- Мы были созданы друг для друга, - Артур слушает как всегда прекрасно: внимательно, не перебивает, воспринимает. - Разумеется, мы пара.
- Вы были созданы друг для друга? - Артур переспрашивает и неверяще улыбается чему-то. - О, Хан, я и не знал, что ты такой романтик!
Хан неожиданно чувствует прилив веселья и смеется, долго не может остановиться. Друг смотрит на него удивленно, улыбается немного, хотя и не понимает причину веселья. Наконец диктатор кое-как выдавливает:
- Артур-Артур, нас действительно создали друг для друга! – теперь фыркают они оба.
Впрочем, вспомнив классики, Хан не может упустить пропущенную тогда деталь – Артур, пока прыгал, потерял сначала один тапок, потом – другой, что заставило захватчика задуматься, но мысль перекочевала из-за необычной обстановки в долгосрочные проекты.
- Артур, я понимаю, что твой костюм во всех смыслах уникален, - Хан тщательно подбирает слова, - но ты уверен, что в тапках и пижаме тебе удобно?
Артур все ещё похохатывает, улыбается широко и открыто:
- Я уж думал, что ты никогда и не предложишь - может, у вас тут напряг с одеждой?
Теперь черед Хана фыркать снова:
- Идем, о повелитель полотенца и могущественной махровой ткани, я покажу тебе, для чего ещё можно использовать репликаторы!
Тем вечером Ханна будто избегает его, на следующее утро девушки тоже поблизости не видно, диктатор начинает волноваться – он только что нашел себе новый смысл идти вперед: ради друга, экипажа и ради неё – а тут новое обстоятельство. Может быть, теперь, когда она увидела многообразие людей, побывала на Энтерпрайзе, Хан больше ей не по нраву? Но заботилась же, когда угроза его жизни была совсем не пустой. Вопросы копятся полдня, а потом захватчик не выдерживает, извиняется перед Артуром, получает понимающую улыбку – да есть хоть что-то на свете, чего его друг не понимает? – и отправляется на поиски.
Хан недолго искал свою Ханну по кораблю – надо было только уточнить её местонахождение, обнаружить пропажу в капитанской каюте и настолько быстро, насколько это возможно, однако не срываясь на бег, чтобы сберечь силы и дыхание, проследовать туда.
Двери открылись с обыкновенным шорохом, но Ханна, сидящая прямо на полу, поджав ноги по-турецки и глядя в звездно-праздничную черноту космоса, не обернулась. Хан же невольно тоже застыл и залюбовался. Но не космосом. Взгляд мужчины приковало зрелище гораздо более захватывающее, заставляющее сердце сначала замирать, а потом биться в два раза чаще.
Кто-то мог бы увидеть в Ханне излишне широкие бедра или не соответствующую стандартам красоты этого века талию, узковатые плечи, не очень-то изящные запястья и отсутствие грации в традиционном понимании - и этот кто-то, самодовольно улыбается Хан, не увидел бы совершенства, что звалось Ханна.
Наконец, не выдержав такого пристального внимания, девушка обернулась – Хан всё ещё столбом стоял в дверях, не в силах слово сказать или подойти – таким завораживающим был образ Ханны, настоящей, живой Ханны, в его каюте, на его корабле, перед их звездами.
Девушка неожиданно смутилась, а потом, в попытке побороть свое смущение произнесла:
- Знаешь, ты сейчас напомнил мне того Дракона… - взгляд широко раскрытых глаз, легкий румянец, обозначившаяся улыбка, и Хан понимает, что он сделает сейчас что-то очень необдуманное. Или наоборот – слишком хорошо обдуманное. А она продолжает!.. – Такой красивый, ласковый, красно-золотой, - прижмурилась!..
Он точно сделает сейчас что-то!.. Возможно, это «что-то» будет совершенно нелепым или наоборот – уместным, Хан сейчас не в состоянии адекватно и объективно оценивать свои действия.
Ханна опять смотрит на него распахнувшимися глазами, но теперь причина очевидна и она в самом Хане: великий диктатор медленно опускается на одно колено… на второе… опирается на правую ладонь, переносит вес, на левую ладонь, воображаемый хвост заставляет тело чуть покачиваться, красно-золотая чешуя больше не служит броней - исключительно украшением! – правое колено, левая рука, левое колено, правая рука – Хан приближается к сидящей Ханне на четвереньках, глядя прямо в глаза, их лица на одном уровне, и это чертовски удачно!
Хан приближается медленно, плавно, будто и впрямь тем самым Драконом подплывая все ближе, ближе, его притягивают глаза Ханны – не ожидала, совсем не ожидала! – в этих глазах оторопь мешается со смехом, боязнь – с радостным предвкушением. И это сочетание абсолютно точно сводит Хана с ума.
Он уже совсем близко – Дракон, подобравшийся к своей Звезде, чтобы больше никому её не отдать! – глаза в глаза, лица на одном уровне, и вот тогда Хан горячо выдыхает почти Ханне в губы:
- Похож-ш?
А потом мысль покидает диктатора окончательно: Ханна – его Ханна! – сама целует, нежно касается лица, запускает руки в волосы…
***
У Ханны дико кружилась голова. Она сама только что поцеловала Хана! Сама! А ведь она даже не спросила его о самом главном! Серые прозрачные глаза с почти черной обводкой радужки вновь пристально смотрели на нее, приближаясь опять.
- Хан, подожди! Подожди, мне нужно тебя кое о чем спросить! - Ханна умоляюще посмотрела на него.
Безумные глаза чуть успокоились, зрачки немного сузились.
- О чем же? - пророкотал диктатор, не меняя положения и не делая попытки отдалиться, вернуть дистанцию, что подспудно очень радовало.
- Вот скажи… А у нас любовь? – в серых глазах калейдоскопом сменяются недоумение, интерес, отстраненная задумчивость – и как он может выглядеть задумчивым с растрепавшимися волосами и трогательно обозначившимися на спине лопатками? – секунда холодного анализа, в течение которой мужчина напоминает ей мягко шелестящий компьютер – Хан принимает взвешенное решение.
- У нас, несомненно, любовь, - как всегда, оценив ситуацию со всех сторон, спокойно выдал диктатор и захватчик, все еще стоя на четвереньках. У Ханны сердце сделало кульбит, а её – именно её! – Хан продолжил: - И на чем мы остановились? Ах да, поцелуи…
Рокочущий голос в сочетании с приближающимися глазами заставляет затрепетать уже не только сердце, а все тело целиком, нежные поцелуи перерастают в поцелуи обжигающие – Хан с Ханной наконец становятся настоящей парой.
Тем временем «Ханна-два», мягко шелестя электроникой, взрыкивая двигателями, постепенно отогревая семьдесят два человека своего будущего экипажа, угощая Артура чаем и укрывая от посторонних взглядов Создателя и Создательницу, летит все дальше, скользя по невероятным вероятностям, избирая совершенно новый путь…