Выбрать главу

— Ну уж нет! — покачала головой Вера. — Одно дело съездить в выходной к нему на дачу, другое — выходить за него замуж! Как только представлю, что меня зовут Вера Могила… Бр-р-р! Оторопь берет!

— А может, он не будет настаивать, чтобы ты взяла его фамилию?

Вера не успела ответить, так как вернулся с носилками Эдик.

— Ногами вперед не выносите! — строго потребовала соседка.

— Конечно, конечно… — ответил Данилов. — Только головой!

Соседка трижды перекрестила больную.

— Я к тебе завтра загляну! — сказала она, когда больную уже выносили на лестничную площадку.

— Лучше послезавтра или через два дня, — посоветовал Данилов. — Завтра вас к ней точно не пустят, а о состоянии можно узнать по телефону. Номер знаете?

— У меня в сто пятнадцатой муж умер, — отчего то обиженно ответила соседка и с шумом захлопнула дверь, отделяющую «шестиквартирный» тамбур от лестницы и лифтов.

Разговор о женихах явно настроил Веру на игриво-романтический лад. По дороге в больницу, пользуясь тем, что Эдик и Петрович, громко спорившие по поводу сравнительных достоинств немецких автомобилей, их не слышат, она спросила у Данилова:

— Скажите по секрету, удовлетворите мое женское любопытство — вы до сих пор не женаты, потому что ждете Елену Сергеевну?

— Ну сколько можно, Вера! — рассердился Данилов, стараясь не повышать голоса. — Я не женился до сих пор только потому, что надеюсь добиться руки Ксении Собчак! А с Еленой Сергеевной мы до последней недели не виделись столько лет, что практически позабыли о существовании друг друга! Предупреждаю — еще один намек на эту тему…

— Намеков больше не будет, — перебила Данилова Вера. — И так все ясно. Вы сердитесь, значит — любите.

Данилову захотелось удушить доморощенного психолога фонендоскопом прямо здесь, в машине, а потом доставить больную в реанимацию и поехать сдаваться с повинной в ближайшее отделение. Чтобы унять нахлынувшее раздражение, он сделал несколько глубоких вдохов — выдохов. Раздражение сменилось головной болью.

«Перевестись, что ли, на другую подстанцию? — подумал Данилов. — Ездить дальше, зато спокойнее».

Данилов жил в Карачарове, около эстакады, и шестьдесят вторая подстанция была для него ближайшей. Всего каких-то пятнадцать минут езды на троллейбусе, сущие пустяки по московским меркам.

Искоса поглядывая на надувшуюся Веру, преувеличенно старательно наблюдавшую за работой кислородного ингалятора и поведением больной, Данилов вдруг понял, отчего он чуть было не вышел из себя.

Слова Веры были очень похожи на те, что когда-то сказала ему Елена…

Конец четвертого курса, жаркий душный московский май, пыльный кабинет для практических занятий на кафедре общей гигиены.

Занятия уже закончились, однокурсники разбежались, а они сидели за одним столом и лихорадочно списывали конспект лекции, пропущенной еще в начале семестра. Будущих врачей держали в ежовых рукавицах. Пропустил лекцию — будь любезен предъявить ее собственноручно написанный конспект, иначе к экзамену или зачету по предмету допущен не будешь. Уважительная причина? Есть справка? Отлично, но конспект все равно покажите…

У них не было уважительной причины. Лекция шла первой парой, которую студенты Данилов и Морозова бессовестно проспали в одной постели. Соседка Елены по общежитию уехала на несколько дней домой, в Липецк, проведать тяжело заболевшую мать, и грех было не использовать такую возможность.

Влюбленные использовали возможность на всю катушку, заснув на измятой мокрой от пота простыне лишь в пятом часу утра. Разумеется, ни о каком подъеме в семь часов не могло быть и речи.

— Фу-у-у! — Данилов бросил ручку на тетрадь, откинулся на спинку стула и потряс в воздухе занемевшей от писанины рукой.

— Немного осталось, — подбодрила его Елена. — Давай, не расслабляйся.

Ее усердие показалось Данилову странным. Он вспомнил, что весь сегодняшний день подруга была скованна и малоразговорчива и решил «внести ясность».

— Ты сегодня какая-то не такая, — сказал он, привычным жестом кладя руку ей на плечо.

Мягко передернув плечом, Елена продолжила писать конспект.

Данилов подумал несколько секунд и от повторной попытки благоразумно решил воздержаться.

— Что-то случилось? — участливо спросил он.

— Может — да, может — нет, — Елена продолжала писать, не отрывая головы от двух тетрадей — своей и чужой.

— Так не бывает.

— Бывает.

— Бывает или — да, или — нет. А «может — да, может — нет» это — парадокс.

— Не парадокс, а жизнь.

— Так что же все-таки случилось, Лен?

— Для тебя — ничего!

«Какая муха ее укусила? — подумал Данилов. — Заболела, что ли?»