— Давайте я законстатирую. Чего всем ходить?
— Тут такое дело, — сказал Данилов, вылезая следом за ним из машины, — если ты пойдешь констатировать, а мы с Верой останемся в машине и какая-нибудь сволочь из присутствующих, — Данилов мотнул головой в сторону старшего лейтенанта милиции и трех мужчин в одинаковых серых с отливом костюмах, стоявших чуть поодаль, — стукнет об этом на Центр, то все мы получим по строгачу и на полгода, а то и на год лишимся премии.
— Неужели такое бывает? — не поверил Эдик.
— На «скорой» не бывает так, чтобы всю ночь проспать на подстанции, — подтвердила Вера, — а все остальное бывает.
— Ты зачем ящик взяла? — удивился Данилов.
— Машинально.
Вера поставила ящик в салон и, не закрывая двери, вслед за Даниловым и Эдиком пошла констатировать смерть.
— Одиннадцатая бригада шестьдесят второй подстанции, доктор Данилов Вэ А, — не здороваясь, сказал Данилов, поравнявшись с теми, кто его вызвал. — Наряд номер…
— Спасибо, наряд у нас есть, — перебил старший лейтенант.
— Наряд у них есть, а судмедэксперта нет, — проворчала себе под нос Вера.
— На каждый труп судмедэкспертов не напасешься, — слух у старшего лейтенанта был отменным. — Пройдемте…
«Пройдемте» — это как визитная карточка профессии», — подумал Данилов, морщась от запаха гари, пропитавшего все вокруг.
Взгляд на обугленное тело, взгляд на часы:
— Смерть констатирована в пятнадцать сорок четыре.
— Забирать будете? — с надеждой спросил старлей.
— Жирно выйдет — трупы врачебной бригадой вывозить, — ответил Данилов. — Нас живые ждут. Вызову вам труповозку. Ваша фамилия?
— Чуплаев моя фамилия. Вашу труповозку пока дождешься… — скривился милиционер.
— Она такая же моя, как и ваша, — парировал Данилов. — Хотя, не спорю, такси по заказу приезжает гораздо быстрее. Может быть, вам вызвать такси?
— Спасибо за совет, — рассмеялся старший лейтенант. — Сам справлюсь.
Данилов достал наладонник и по одному из телефонов связался со службой трупоперевозки. Вызвал машину, кивнул всем на прощанье и, держа наладонник в руке, пошел к своему «кабинету на колесах».
— Курение в постели или плитка? — поинтересовался Петрович, стоило только Данилову открыть дверцу.
— Какая разница? — Данилов подумал о том, что неплохо было бы получить обед. Во всяком случае, стоило попытаться.
— Обедаем в городе или на подстанции? — спросил он.
Обед можно брать где угодно — как сидя на подстанции, так и в городе, заехав, к примеру, в «Макдоналдс» или какую-нибудь пельменную. Если понадобится — бригаду найдут и здесь, и там.
Данилов не любил обедать в городе. Раньше, когда сотрудники «скорой помощи» ездили по вызовам в халатах, можно было оставить халат в машине и спокойно, но «в темпе» съесть свою порцию пельменей. Данилов «халатного» времени не застал — он с первого дня носил синий «скоропомощной» костюм.
Костюм этот, надо признать, весьма удобный и немаркий, обладал одним странным свойством. Он притягивал к себе идиотов всех мастей и возрастов. Стоило бригаде в синих костюмах появиться в каком-нибудь кафе, как в спину, а то и в лицо им шипели, говорили, орали:
— Там люди помирают, а эти здесь расселись и жрут!
Или:
— Дома поесть не могли, доктора?
Вариантов было много, но все они достигали своей цели — отбивали аппетит напрочь.
Иногда случалось и обратное — население начинало донимать бригаду уважухой.
— Садитесь сюда, пожалуйста, здесь посвободнее…
— Что, много вызовов сегодня? Ну, так поешьте, как люди…
Доктору Могиле какой-то полупьяный перец предложил доесть его порцию пельменей и был очень обижен отказом, высказанном не в самых приличных словах.
— Вы представляете себе меру народного признания?! — возмущался на подстанции доктор Могила, рассказывая об инциденте. — Четыре пельменя и ложечка кетчупа!
Однако Вера частенько забывала прихватить из дома обед. Данилов подозревал, что это случалось тогда, когда она приезжала на работу прямиком «из гостей». Вера была любительницей разнообразия.
— На подстанции! — хором ответили Вера и Эдик, а Петрович покачал головой и каркнул:
— Все равно вместо обеда получим вызов!
Так и вышло — где-то на краю земли московской, в Капотне, у второй проходной нефтеперерабатывающего завода лежал мужчина пятидесяти лет, и было ему плохо с сердцем.
— Погнали! — скомандовал сам себе Петрович.
Мужчина оказался вдребезги пьяным бомжем. Отвратительным, грязным, вонючим, одетым в сальные лохмотья, нечесаным и, конечно же, вшивым. Он лежал возле проходной и пытался громко петь песню «Владимирский централ».