Все притихли и переглянулись. Потом Зинаида пробасила:
— Это как такое «кинокамера»? Чтобы в кино снимать?
— Ага!
— В настоящее кино! — воскликнул Оська. — И работает? Взаправду?
— Работает…
— И ты нас снимал?!
— Снимал. Только я не затем на дерево забрался, чтобы вас снимать. Я хотел пейзаж красивый снять, а тут пришли вы, и…
— И ты нас снял?! В настоящее кино! — еще громче закричал Оська. — И все получится? И все на экране будет видно, как мы деремся, и все такое?
Я кивнул.
— Во! Слышали? — ухмыляясь, сказал Никита.
— О-о-о-о-ой! — пропищала поэтесса и запрыгала на одном месте.
Затем они пристали ко мне:
— Ты когда проявишь пленку?
— Ты нам покажешь, когда проявишь?
— Слушай! Пойдем сейчас к тебе, ладно? Ты будешь проявлять, а мы тебе помогать… И сразу нам покажешь…
Теперь, когда опасность миновала, мне стало очень досадно, что моя киносъемка сорвалась. Я сказал угрюмо:
— А чего ее проявлять! Я вас и снять-то как следует не успел. Три секунды какие-нибудь…
Вояки огорченно притихли, но Оська быстро нашел выход:
— Так давай мы сейчас додеремся, а ты нас сними. Ребята, пошли на старое место! Кто кого бил, так и продолжайте. А ты лезь на дерево, снимай!
Я сказал, что хочу снимать настоящую кинохронику, а не спектакль и что зря тратить пленку ценою в двадцать три рубля я не буду.
— Да ты и снимешь настоящую кинохронику, — сказал Андрей. — Мы взаправду будем драться. Верно, ребята?
— Конечно, взаправду! — подхватил Оська. — Мы так друг другу надаем — ты просто пальчики оближешь. Слушай! Тебе пленки жалко, да? Так мы тебе денег соберем, чтобы ты новую купил! На! Держи пока четыре рубля. Ребята, давайте у кого сколько есть, остальное потом додадим.
Денег при себе больше ни у кого не оказалось, но все дали мне честное пионерское, что сегодня же соберут двадцать три рубля и даже сами купят пленку. Мне, конечно, очень хотелось поработать заряженным аппаратом, а не трещать им вхолостую. Я согласился. Все обрадовались и вернулись на то место, где была куча мала. Только Зинаида не пошла с остальными.
— Зина, чего ты? Иди! — позвала ее Таня. Зинаида насупилась и пробасила:
— Не пойду. И тебе, Таня, не советую. Было бы что другое, а в драке сниматься… Мы, Таня, как-никак девочки все-таки.
— Зина, но ведь это же кино! — сказала поэтесса. — Если бы мы в жизни дрались, тогда другое дело… А ведь это же в кино!
Зинаида наконец согласилась. На клен я больше не полез, а снял потасовку с земли. После съемки мы пошли ко мне и подняли дома такой тарарам, что папа с мамой сбежали к знакомым.
Несколько часов мы проявляли пленку, промывали, отбеливали, засвечивали, снова проявляли и фиксировали. Пока пленка сохла, мальчишки осмотрели мой киноаппарат и прикинули, кто какие детали может достать. Девчонки с Татьяной во главе успели за это время придумать такой киносценарий, что, если бы снять по нему картину, потребовалось бы пленки на несколько тысяч рублей.
Наконец лента просохла. Я занавесил окна и установил проекционный аппарат. Когда я демонстрировал кинокартину, зрители прямо-таки выли от восторга, а я все губы себе от досады искусал. Это была не хроника, а одно недоразумение. Участники потасовки все время смотрели в объектив, улыбались и так нежно касались друг друга кулаками, словно у них были не руки, а водоросли какие-то. Только у Оськи Дробилкина было зверское лицо, и он работал кулаками очень энергично, но бил он ими лишь по воздуху перед собой.
Так закончилась моя попытка снять боевую кинохронику. Моточек пленки мне купили на следующий день, но он до сих пор лежит неиспользованный. Такой счастливый случай, какой я упустил, еще раз едва ли подвернется. Члены третьего звена строят киноаппарат, каждый день бегают консультироваться ко мне и уже собрали тонну металлолома, чтобы купить объектив. Их теперь водой не разольешь.
Как я был самостоятельным
День, когда я впервые почувствовал себя самостоятельным, врезался мне в память на всю жизнь. Я до сих пор вспоминаю о нем с содроганием.
Накануне вечером мама и папа сидели на лавочке у подъезда нашего большого нового дома и спорили.
— Парню десятый год! — сердито говорил папа. — Неужели он дня не может прожить самостоятельно? До коих же пор ему нянька будет нужна!
— Говори что хочешь, Михаил, а я знаю одно, — твердила мама, — если мы Лешку оставим здесь, для меня вся поездка будет испорчена. Здесь даже соседей нет знакомых, чтобы присмотреть за ребенком. Я просто вся изведусь от беспокойства.